22.11.2017

Алексей Цветков Между Гегелем и Конфуцием

Родители мои были люди беспрекословно светские, и это еще слабо сказано — никаких отступлений от монопольной идеологии в семье не наблюдалось, ни одного крамольного слова не раздавалось, пока не окрепли мои собственные сомнения, но это уже другая история. И поэтому когда мать познакомила меня, тогда еще десятилетнего, с пословицей «пошли дурака Богу молиться, он и лоб разобьет», я совершенно не понимал сюжета — чей именно лоб и зачем. 

В нашем подъезде была своя квота дураков, иные даже пасху отмечали, но если у кого и возникал фонарь под глазом, то в силу более очевидных и понятных причин. Со временем, однако, смысл афоризма прояснился — не в церкви, конечно, которая в нашем полумиллионном городе была всего одна, скорее на комсомольских собраниях.

Уж так мы, видимо, устроены, что до поры до времени предпочитаем терпеть досадные неприятности молча, но стоит кому-то посмелее открыть рот, и всех остальных тотчас прорывает. Не успели вывести на чистую воду похотливого негодяя Харви Вайнштейна, голливудского магната, который, подобно пауку, волок в свое логово подневольных актрис, как все заторопились поделиться своими обидами — многие вполне реальными, и их внезапную коллективную откровенность можно понять, потому что в хоре единомышленников позора меньше, но еще больше — похоже просто из желания услышать собственный возмущенный голос в общем хоре. На каждого из нас, в конце концов, в свое время бросали неуставные взгляды.

Где кончается мораль и начинается политкорректность? Точной границы не проведешь — тем более, что она подвижная, и если еще вчера многие воздерживались от агрессии по адресу непохожих людей под угрозой административной кары, то сегодня — уже довольно часто по велению совести. Граница почти наверняка пролегает там, где очевиден шанс заработать себе в известных кругах репутацию, то есть собственный лоб иногда расшибают не по глупости, а из вполне корыстных карьерных соображений. Возьмем, например, случай профессора философии колледжа Вассар Брайана Ван Нордена, специалиста по классической китайской философии — Конфуций, Мэн-Цзы, инь и ян и т. д. Тут, казалось бы, нет особой базы для учинения политкорректного скандала. Но настоящий специалист преодолеет все препятствия. На сайте Aeon опубликована статья профессора под названием «Западная философия — расистская».

Нет, речь вовсе не о трактате Жозефа Гобино «Эссе о неравенстве человеческих рас» или о пресловутом «Мифе двадцатого века» Альфреда Розенберга, да и в любом случае это не первостепенные светочи западной мысли. Речь о том, что современная западная философия, на взгляд Ван Нордена, последовательно игнорирует достижения философов других цивилизаций и, по мнению автора, иначе чем расизмом это не объяснить. По его словам, западная традиция обходит вниманием философские достижения Китая, Индии и Африки. Характерно, что в этот ряд он не включает крупнейшую неевропейскую школу философии, влияние которой на европейцев никто не отрицает, об этом я еще скажу пару слов.

Согласно западной традиции, философия в ее сегодняшнем понимании возникла в Греции в античные времена, притом ее появление было настолько моментальным и эффектным, что британский философ Альфред Норт Уайтхед считал всю дальнейшую эволюцию этой дисциплины подстрочными примечаниями к Платону. Знакомство с другими традициями, с той же индийской и китайской, произошло в основном после начала эпохи кругосветных мореплаваний, в период Просвещения, и даже Ван Норден признает, что тогдашние европейские философы довольно лестно отзывались о китайских мыслителях — в частности Готфрид Лейбниц и Кристиан Вольф, да и вообще упоминать китайцев было модно. Но вскоре этот интерес угас, и автор не видит иной причины, кроме расизма. Между тем о самом Кристиане Вольфе, которого полагали в ту пору светилом первой величины, сегодня мало кто помнит кроме специалистов по истории философии, а от Лейбница, которого по-прежнему многие считают одним из самых ярких интеллектов своего времени, остались маловразумительные теории, которые никак не встраиваются в ткань современной науки.

Особо достается от автора Иммануилу Канту, которого он практически отправляет на съезжую с намерением выпороть, приводя из него несомненно расистские цитаты об индусах, африканцах и американских индейцах — тут бы я и сам добавил его нелестное мнение о евреях. Подобная критика обычно называется переходом на личности и представляет собой расписку в дискурсивном бессилии. Караваджо был великим художником и, по всей видимости, убийцей, что не помешало ему разработать технику кьяроскуро. Кант, несомненно, был человеком своего времени, со многими его предрассудками, которые с ним разделяли иные из самых передовых тогдашних мыслителей, вплоть до второй половины XIX века. И однако именно в эпоху Просвещения были впервые аргументированно изложены идеи о равенстве всех людей, не в последнюю очередь Кантом с его универсальной теорией морали. И произошло это именно на Западе — не в Китае и не в Индии.

Если встать на платформу подобных личных выпадов и перебирания грязного белья, можно внести немалую лепту в критический пафос Ван Нордена. Аристотель считал женщин не вполне людьми, а рабство — естественным состоянием для части человечества. Немецкий математик и философ Готтлоб Фреге, один из основоположников современной аналитической философии, был бы по своим взглядам вполне на месте в нацистском рейхе, хотя не дожил до него. Но эти изъяны никак не компрометируют философского наследия обоих по той причине, что не имеют отношения к его сути. Если сократить мою мысль до нескольких слов, то философию можно назвать расистской лишь в том случае, если она либо прямо подводит к расистским выводам, либо игнорирует потенциально плодотворные идеи из расистских соображений. Ван Норден в данном случае очевидно играет краплеными картами, и вовсе не судьба науки беспокоит его в первую очередь.

Взаимодействие культур может принимать различные формы — тут можно обозначить два приблизительных полюса. Наиболее тесное взаимное влияние мы наблюдаем в области искусства, и западная культура в этом отношении наиболее открыта — она всегда с радушными объятиями принимала и ассимилировала самые, казалось бы, далекие варианты импорта, от японской живописи, от которой были без ума в конце XIX века, до африканской деревянной скульптуры, в свое время объекта массового мародерства. Эти стили, не говоря уже о доколумбовой американской скульптуре или абстрактном искусстве австралийских аборигенов, вызывают справедливое уважение и восхищение.

Совсем не то — в области естественных наук, сформировавшихся внутри европейской цивилизации. Тот факт, что компас, порох и бумагу изобрели китайцы, никак не влияет на этот факт. Индия, где в свое время придумали ноль, дала резкий толчок развитию математики. И однако, яркая плеяда индийских физиков, включающая нобелевского лауреата Ч. В. Рамана, занималась и занимается именно той физикой, начало которой положили Галилей и Ньютон, а не какой-нибудь самобытной индийской, восходящей к Ведам.

Философия, в зависимости от того, что мы под ней подразумеваем, расположена где-то между этими полюсами. Провокация, предпринятая Ван Норденом, явно рассчитана на людей, не очень хорошо ориентирующихся в философии, он почти не анализирует реальные проблемы по существу. В основном это два направления — вышеупомянутая аналитическая философия, доминирующая в США, Соединенном Королевстве и Австралии, и так называемая континентальная, т. есть европейская. Первая принципиально не пытается излагать общую картину мироздания, а занимается конкретными проблемами — этическими в том числе, но не очень понятно, каким образом учение Конфуция о субординации авторитету власти и родителей совместимо с принципами либерализма. Главное занятие аналитиков — проблемы, которые возникают в ходе прогресса науки, к обслуживанию которых никакая из альтернативных философских традиций не приспособлена. Что же касается континентальной философии, то она в значительной части состоит из представителей так называемой «критической теории» и занимается как раз во многом тем же, что и сам Ван Норден, то есть пропагандой мультикультурализма и феминизма и сокрушением западного культурного канона, так что возмущение автора явно деланное — несмотря на приведенную им антикитайскую цитату из Жака Дерриды.

Нельзя не отметить, что для чистоты своего тезиса Ван Норден обошел сугубым молчанием философскую школу, оказавшую в свое время действительно огромное влияние на европейцев, признаваемое до сего дня, которому посвящены соответствующие страницы в любой компетентной истории философии. Речь, конечно, идет об исламских философах, в первую очередь о таких как Ибн-Рушд и Ибн-Сина, то есть Аверроэс и Авиценна. Но даже их ценность давно стала чисто исторической — за исключением может быть вклада в средневековую логику, которой философы-аналитики вполне интересуются. Чем они не очень интересуются, так это, помимо континентальной премудрости, большей частью классической немецкой философии, и людей, не видящих особой пользы в собственном Гегеле или Шеллинге, комично обвинять в том, что они не пускают на порог какую-нибудь веданту. И, конечно же, наш автор игнорирует Артура Шопенгауэра, чья философская система имеет явный отпечаток буддизма.

На самом деле, всего лишь один абзац во всей статье Ван Нордена посвящен философским проблемам как таковым — то есть проблемам, якобы выдвигаемым для Запада классической китайской философией. Неспециалисту трудно судить о том, насколько они действительно актуальны, но ничто вроде не мешает профессору писать о них самому — тогда мы бы могли понять разницу между чисто историческим интересом и действительно философским. Но в списке его собственных публикаций доминирует как раз исторический интерес.

Главные же аргументы Ван Нордена — чисто морального характера, он стыдит нас за отсутствие интереса к некоторым достижениям других народов, к которым мы этого интереса не испытываем. Мораль бывает персональная и публичная, и если уж мы критикуем поведение других людей, к себе самим мы обязаны относиться еще строже во избежание обвинения в ханжестве. Но когда мы критикуем собственную культуру, мы тем самым занимаем внешнюю по отношению к ней позицию и обязаны равнять все прочие по той же планке. Но на той ниве, которую на самом деле возделывает Ван Норден, критика индусов или китайцев большого урожая не даст. А посыпать голову пеплом куда проще, если голова заведомо не твоя.