Свободы имеет смысл добиваться лишь для людей, которые могут за себя ответить. Мы не верим в свободу для безумцев и детей. Нельзя уйти от необходимости проводить разграничительную черту между дееспособными и недееспособными индивидами, но это означает в то же время, что наша конечная цель — свобода — есть по сути своей понятие неоднозначное. Патернализм неизбежен по отношению к тем, кто, по нашему разумению, не отвечает за свои поступки.
Самый чистый случай, видимо, тот, когда речь идет о безумцах. Давать им свободу мы не хотим, но и расстреливать их мы тоже не собираемся. Было бы замечательно, если бы для предоставления им крова и ухода мы могли полагаться на добровольную деятельность индивидов. Но, мне думается, нельзя исключить возможность, что такой благотворительности окажется недостаточно, хотя бы из-за внешнего эффекта, заключенного в том обстоятельстве, что я оказываюсь в выигрыше, если другой тратится на уход за душевнобольным. По этой причине мы можем предпочесть, чтобы уход за ними был организован государством.
С детьми дело обстоит сложнее. Конечной функциональной единицей нашего общества является не индивид, а семья. Однако тот факт, что за единицу принимается семья, основан в значительной степени на целесообразности, а не на принципе. Мы полагаем, что родители, как правило, лучше других способны защитить интересы своих детей и вырастить из них ответственных индивидов, которым свобода окажется по плечу. Однако мы не верим в свободу родителей делать с другими людьми все, что им заблагорассудится. Дети являются дееспособными индивидами в зародыше, и тот, кто верит в свободу, верит и в необходимость защиты их неотъемлемых прав.
Выражаясь иначе и на первый взгляд несколько бездушно: дети одновременно являются потребительским товаром и потенциально ответственными членами общества. Свобода индивидов пользоваться своими экономическими ресурсами по своему усмотрению включает свободу завести детей, то есть, так сказать, покупать услугу «дети» в качестве особой формы потребления. Однако после того, как вы воспользовались этим выбором, дети приобретают ценность сами по себе и обладают своей собственной свободой, не являющейся продолжением свободы их родителей.
Патерналистские основания для государственной деятельности во многих отношениях коробят либерала больше всего, ибо требуют принятия принципа — «одни люди могут решать за других», — который либерал в большинстве его применений считает предосудительным и на котором он справедливо усматривает печать своих главных интеллектуальных оппонентов, приверженцев коллективизма в том или ином его обличье, будь то коммунизм, социализм или государство всеобщего благосостояния. Тем не менее нет смысла притворяться, что проблемы проще, чем на самом деле. В каком-то объеме патернализм необходим, от этого не уйдешь. Как писал в 1914 году Дайси по поводу закона о защите умственно неполноценных, «Закон об умственной неполноценности есть первый шаг по пути, на который не откажется вступить ни один здравомыслящий человек, но который, если зайти по нему слишком далеко, приведет политиков к таким трудностям, какие им будет сложно преодолеть без изрядного ущемления личной свободы»1. Нет рецептов, которые подсказали бы нам, где остановиться. Мы вынуждены полагаться на собственные, отнюдь не безукоризненные суждения, а когда мы пришли к какому-нибудь суждению — на свою способность убедить других в его истинности или на их способность нас переубе- дить. Как и во всем остальном, нам приходится полагаться на некий консенсус, к которому приходят несовершенные и предубежденные люди в результате свободного обсуждения, действуя методом проб и ошибок.
