В настоящее время нашим вооруженным силам требуется лишь меньшинство американской молодежи. К двадцатишестилетнему возрасту максимум треть наших молодых мужчин пройдет через воинскую службу. В будущем — когда подрастет поколение «бэби-бумеров» — эта доля станет еще ниже. Введение той или иной системы «избирательной» воинской повинности неизбежно. Нынешний метод комплектования армии не только затратен: он не соответствует принципам справедливости и канонам свободного общества.
С этим согласны почти все. Даже большинство сторонников воинской повинности в ее нынешнем виде расценивают эту систему в лучшем случае как неизбежное зло; более того, за отмену призыва выступают люди самых разных политических взглядов — от Джона Кеннета Гэлбрейта (Galbraith) до Барри Голдуотера (Goldwater), от «новых левых» до членов республиканского Ripon Society.
Недостатки нынешней принудительной системы комплектования и преимущества контрактной армии (All-Volunteer Force) настолько широко известны, что нам достаточно остановиться на них буквально в двух словах. Куда более интересный вопрос — почему это принуждение продолжается? Ответ заключается в следующем: отчасти это связано с инерцией — стереотипами мышления времен «тотальной войны», в условиях которой аргументы в пользу контрактной армии выглядят куда менее убедительно. Но в еще большей степени эта ситуация обусловлена «тиранией статус-кво». Естественное стремление управляющего крупным, сложным и действующим проектом — рассматривать нынешний способ его осуществления как единственно возможный и категорически возражать против любых предлагаемых альтернатив, называя их прожектерскими и нереальными (даже несмотря на то, что в случае изменения способа тот же администратор будет с таким же жаром отстаивать новую систему).
Это бюрократическое упрямство усугубляется путаницей вокруг стоимости содержания призывной армии. Из-за этого непонимания возникает мнение, будто контрактная армия обойдется стране гораздо дороже, а потому отказ от призыва нецелесообразен по финансовым соображениям. На деле же, если правильно рассчитать расходы на профессиональную армию, почти наверняка выяснится, что она будет стоить дешевле, чем призывная. Поддерживать нынешний уровень военной мощи при комплектовании вооруженных сил добровольцами-контрактниками — дело вполне реальное.
Контрактной армии приписываются и другие потенциальные недостатки: там будет нарушен расовый баланс, она не позволит гибко регулировать численность вооруженных сил, ее введение создаст политическую угрозу чрезмерного влияния военных. Все эти проблемы вполне реальны, но первая и третья никак не связаны с принципом комплектования, а потому не могут служить вескими аргументами в пользу сохранения призыва. Что же касается второго довода, то он имеет под собой больше оснований, однако существуют способы обеспечить сравнительную гибкость и для контрактной армии.
Не существует причин, мешающих нам перейти к профессиональной армии постепенно, создавая все более привлекательные условия военной службы — до тех пор, пока надобность в принуждении не отпадет сама собой. Именно в этом направлении нам, на мой взгляд, следует двигаться — и чем скорее, тем лучше.
В профессиональной армии будут служить люди, добровольно выбравшие военную карьеру, а не (по крайней мере частично) призывники, думающие только о том, как бы скорее отбыть эту постылую повинность. Помимо улучшения боевого духа, это снизит текучесть кадров в вооруженных силах и позволит тем самым сэкономить ценные человекочасы, которые сегодня впустую растрачиваются на подготовку все новых призывных контингентов. Повысится также интенсивность обучения и уровень квалификации военнослужащих, что в свою очередь создаст условия для использования более передового оборудования и техники. Меньшая по численности, но лучше подготовленная и вооруженная, более грамотная технически армия обеспечит стране тот же — а то и более высокий — уровень военной мощи.
Переход к контрактной армии даст людям свободу в вопросе о том, служить или не служить. Иными словами, будет ликвидирован произвол призывных комиссий, уполномоченных сегодня решать, как молодой человек должен провести несколько весьма важных лет жизни — не говоря уже о риске ее лишиться. Побочным преимуществом станет улучшение качества и тональности политических дискуссий.
Переход к контрактной армии также повысит степень свободы тех, кто сегодня входит в призывной контингент, но не служит. Перспектива «загреметь в армию» используется как инструмент — по крайней мере молодежь так считает — для ограничения свободы слова, собраний и акций протеста. Право молодых людей на поездки за рубеж или эмиграцию также ограничивается необходимостью получить разрешение призывной комиссии, чтобы не стать невольным нарушителем закона.
Нагляднейшим примером благотворного влияния контрактного принципа комплектования на свободу личности может служить тот факт, что это полностью устранит мучительную и непреодолимую проблему «отказников» по религиозным убеждениям — подлинных или мнимых.
Другим побочным следствием свободы выбора в вопросе о воинской службе станет ликвидация существующей ныне дискриминации по социально-групповому принципу. Сейчас многие призывники из бедных слоев общества признаются негодными по показателям физического и умственного развития. В то же время молодые люди из зажиточных семей имеют больше всего шансов получить отсрочку для завершения образования. Таким образом бремя призыва сильнее всего ложится на плечи представителей верхних слоев низшего класса и нижних слоев среднего класса. Доля выпускников средней школы, попадающих в армию, намного выше, чем доля студентов или тех, кто имеет незаконченное среднее образование.
Профессионализация армии позволит молодым людям — как тем, кто служит, так и тем, кто не служит, — планировать свое образование, трудовую деятельность, вступление в брак, рождение детей в соответствии с собственными долгосрочными интересами. Сейчас «дамоклов меч» призыва висит над всеми их решениями, зачастую побуждая вести себя не так, как они поступали бы в том случае, если бы не считали (справедливо или нет), что те или иные действия позволят им избежать воинской службы.
Замена призыва контрактным принципом комплектования (или жребием) позволит колледжам и университетам полноценно выполнять свои образовательные функции, избавившись от «уклонистов», — а их, возможно, насчитываются сотни тысяч — поступающих в вузы только для того, чтобы избежать призыва, и дискуссий, не имеющих отношения к вопросам обучения. Нашей системе образования, конечно, нужны диискуссии — но о вопросах науки и учебы, а не о выдаче или невыдаче отсрочек студентам призывными комиссиями.
Аналогичным образом, общество в целом только выиграет от сокращения количества неразумных ранних браков, сегодня отчасти заключаемых «под палкой» призыва, и соответствующего сокращения рождаемости. Бизнес и государство к тому же смогут брать на работу молодых людей исходя из их квалификации, а не наличия отсрочки.
Пока принуждение сохраняется, неравенство, разбазаривание средств и нарушение свободы граждан неизбежны. Призыв по жребию станет лишь более открытой формой произвола, характерного для нынешней системы. Всеобщая воинская повинность же только усугубит пагубные последствия призыва — чтобы скрыть регламентацию жизни некоторых молодых людей, в этом случае будет регламентироваться жизнь всех юношей, а возможно еще и девушек.
Если вооруженным силам необходима весьма высокая доля молодых мужчин из соответствующих возрастных групп — или они намерены задействовать эту высокую долю независимо от реальных потребностей — преимущества контрактной армии во многом сводятся на нет. Технически переход на контрактную систему комплектования возможен и в этом случае, и кое-какие сильные стороны при этом сохранятся, поскольку вряд ли все 100% кандидатов на воинскую службу будут реально зачислены в армию, но если подавляющее большинство физически годных людей так или иначе будет служить, пространство свободы выбора, определенности и т.п. крайне сузится. В этих условиях, чтобы привлечь в вооруженные силы достаточное количество добровольцев-контрактников, придется очень сильно повысить денежное довольствие военнослужащих, и это ляжет тяжелейшим бременем на все общество. Возникнут серьезнейшие проблемы политического и административного характера. Можно сформулировать тот же вывод по-иному (в терминах экономической науки): в этой конкретной ситуации при опоре на контрактников может выясниться, что косвенный налог, связанный с принудительной воинской службой, окажется менее обременительным, чем прямые налоги для финансирования контрактной армии.
Таким образом, в случае большой войны обязательная воинская служба выглядит вполне обоснованной. И на практике в Соединенных Штатах воинская повинность вводилась именно в подобных ситуациях: в ходе Гражданской, Первой и Второй мировых войн. Трудно представить себе, что ее можно было бы установить заново, скажем, в 1950 году, если бы воспоминания о мобилизации военного времени не были еще столь свежи. На деле же, когда потребность вооруженных сил в людских ресурсах возросла, мы пошли по пути наименьшего сопротивления, вернувшись к системе комплектования, существовавшей совсем недавно, в 1941–1945 годах.
При нынешней системе количество людей, добровольно вступающих в ряды вооруженных сил, явно недостаточно для их укомплектования; кроме того, многие идут добровольно, поскольку уверены, что их все равно призовут. Количество «подлинных» волонтеров несомненно слишком мало, чтобы поддержать численность нашей армии на нынешнем уровне. Этот очевидный факт постоянно преподносится как доказательство того, что переход к контрактной армии невозможен.
На самом деле ничего подобного он не доказывает, а скорее свидетельствует о крайне заниженном размере денежного довольствия в вооруженных силах. Стартовая оплата при вступлении в вооруженные силы составляет лишь 45 долларов в неделю (причем речь идет не только о денежном довольствии, но и стоимости обмундирования, питания, жилья и всего того, что предоставляется солдатам «натурой»). Поскольку «на гражданке» большинство молодых людей может заработать вдвое больше, удивляться малому количеству добровольцев не стоит. Удивляет скорее то, что желающие вообще находятся.
Чтобы укомплектовать армию контрактниками, необходимо создать более привлекательные условия контрактной службы — не только повысить денежное довольствие, но и улучшить ситуацию с жильем и др. Мне возразят: деньги не единственное, о чем думают молодые люди, выбирая себе род занятий. Это, конечно, верно, но к делу отношения не имеет. Возможно, адекватная оплата — недостаточный стимул, но неадекватная оплата несомненно способна побудить человека поставить крест на военной карьере. Воинская служба привлекательна для молодых людей не только деньгами, но и возможностью послужить родине, пережить приключения, повидать мир, получить специальные навыки и т.д. Одно из важных преимуществ перехода к контрактному принципу комплектования, кстати, заключается в том, что в этом случае вооруженные силы должны будут изменить свою кадровую политику и уделять больше внимания потребностям рядового и сержантского состава. Сейчас необходимости в этом нет, поскольку армия постоянно пополняется за счет очередных призывных контингентов. Более того, можно даже похвалить нынешнее командование за гуманность и заодно оценить эффективность косвенного давления на военных со стороны общества через политические механизмы: ведь при существующей системе воинскую службу можно было бы сделать еще менее привлекательной, чем сейчас.
Кадровая политика в вооруженных силах неоднократно подвергалась критике, но в отсутствие «толчка» всякий раз оставалась неизменной. Творческие решения по усилению привлекательности воинской службы для того контингента, что отвечает потребностям вооруженных сил (плюс ликвидация «принудиловки», из-за которой эта служба сегодня превратилась в синоним тюремного заключения), способна резко изменить имидж нашей армии в глазах молодежи. Пожалуй наиболее четкое представление о том, что можно сделать в этой области, дает кадровая политика ВВС — поскольку они давно уже во многом опираются на контрактников.
Вопрос о том, насколько надо будет повысить денежное довольствие, чтобы привлечь в ряды вооруженных сил достаточное количество добровольцев-контрактников, подробно анализируется в специальном исследовании, проведенном Министерством обороны. На основе разнообразных данных, собранных в ходе этого исследования, Уолтер Ои (Oi) в своей статье оценивает необходимый объем стартовой оплаты (опять же предусматривающий как денежную составляющую, так и обеспечение «натурой») как 4000–5500 долларов в год – т.е. примерно 80–100 долларов в неделю[1]. Назвать эту сумму несоразмерно высокой никак нельзя. По оценке Ои, общие расходы на денежное довольствие (с учетом экономии на «текучести кадров» и сокращении количества инструкторов) при нынешних методах вербовки добровольцев составят 3–4 миллиона долларов в год для вооруженных сил численностью в 2,7 миллиона человек, а при переходе к профессиональной армии такой же численности, как нынешняя (3,1–3,2 миллиона человек) повысятся лишь до 8 миллиардов в год. Министерство обороны на основе тех же данных пришло к другой цифре — 17,5 миллиардов долларов в год. Но даже эта сумма не представляется нереальной с учетом того, что общие расходы федерального бюджета превышают 175 миллиардов.
Впрочем, любая цифра не дает достоверного представления об издержках, связанных с переходом от принудительного принципа комплектования к контрактному. Если мы предложим добровольцам-контрактникам условия, достаточно привлекательные для вербовки нужного количества военнослужащих, это принесет нам чистую выгоду, а не «убыток».
Этот вывод несомненно обоснован с точки зрения справедливости: солдат не меньше, чем все остальные, достоин права продавать свои рабочие руки за те деньги, которых они стоят. Чем можно оправдать более низкую оплату его труда по сравнению с суммой, за которую он готов служить по собственной воле? И можем ли мы оправдать существование фактической «барщины» в периоды, когда речь не идет о чрезвычайной ситуации общенационального масштаба? Одним из величайших достижений нашей цивилизации стала отмена права феодалов или монархов использовать принудительный труд людей.
С чисто бюджетной точки зрения аргументы о том, что контрактная армия будет стоить дороже, попросту подменяют понятие реальных расходов расходами формальными. В соответствии с этими доводами строительство египетских пирамид с использованием рабского труда следовало бы признать самым рентабельным проектом. Реальные издержки, связанные с призывом в армию солдата, который при нынешних условиях не согласился бы служить добровольно, — это не сумма денежного довольствия и расходов на его обеспечение: это та сумма, за которую он пошел бы в армию добровольно. При этом разницу между первой и второй суммами оплачивает сам призывник. Для него это — дополнительные издержки, которые следует добавить к расходам общества на содержание вооруженных сил. Сравните эти издержки, к примеру, для профессионального футболиста-звезды и безработного. Оба могут одинаково относиться к армии и к военной карьере (как положительно, так и отрицательно), но поскольку футболисту альтернативная занятость «на гражданке» приносит неизмеримо больший доход, привлечь его в ряды вооруженных сил может, естественно, куда более крупная сумма. Когда его вынуждают служить, государство по сути облагает этого человека «натуральным налогом», чья величина эквивалентна разнице между той суммой, которая могла бы его привлечь, и оплатой, которую он реально получает в армии. Чтобы определить реальные расходы на наши вооруженные силы, этот косвенный налог следует прибавить к тем «обычным» налогам, что платим мы все.
Если мы проделаем эту операцию, тут же станет очевидно, что отказ от призыва почти наверняка обернется снижением реальных расходов на армию, поскольку в этом случае в вооруженных силах будут служить люди, для которых военная карьера — лучший из возможных вариантов, а потому их привлечение обойдется дешевле всего. Отказ от призыва может привести к повышению формальных расходов государства — но лишь потому, что косвенный натуральный налог, оплачиваемый частью молодых людей, будет заменен денежным налогом, охватывающим все население.
Но даже при увеличении формальных расходов отмена призыва даст ряд важных компенсирующих эффектов. Помимо снижения текучести кадров (это уже учтено в приведенных выше оценках) повышение общего уровня квалификации военных позволит сократить численность вооруженных сил, а значит, и расходы государства. Поскольку сегодня рабочая сила в армии дешева, она используется нерационально: солдаты выполняют задачи, которые вполне можно было бы поручить гражданским служащим, механизировать, или вовсе отменить. Более того, повышение денежного довольствия контрактников в период службы может ослабить политическое значение льгот, предоставляемых ветеранам после выхода в запас. Сегодня затраты на эти цели превышают 6 миллиардов долларов в год, что эквивалентно трети общих расходов на текущее содержание вооруженных сил — и при сохранении нынешней ситуации они несомненно будут только расти.
Но и это еще не все. Колледжи и университеты смогут сэкономить на стоимости жилья, классных помещений и досуга сотен тысяч молодых людей. Общий объем ВВП страны увеличится, поскольку эти молодые люди будут работать, и потому что они смогут устраиваться на рабочие места, требующие высокой квалификации, а не перебиваться временными заработками в ожидании возможного призыва. Возможно, существуют и эффекты противоположной направленности, но мне не удалось их выявить.
Впрочем, как бы ни сложилась ситуация с формальными расходами, реальные расходы на профессиональную армию почти наверняка будут меньше, чем на призывную. Однако утверждать с уверенностью, что даже формальные расходы повысятся, нельзя — если их правильно рассчитать, перераспределив на общество в целом. Так или иначе, не приходится сомневаться, что содержание добровольческой армии примерно той же численности, что и нынешняя, вполне по силам США с экономической и финансовой точки зрения.
Утверждается также, что при переходе на профессиональную армию военная служба будет куда более привлекательной для бедняков, чем для зажиточных людей, а потому доля выходцев из бедных слоев общества в ней будет непропорционально высока. А поскольку немалую часть людей с низкими доходами в нашей стране составляют негры, следующий довод состоит в том, что добровольческие вооруженные силы будут в основном «черными».
Однако здесь сразу же возникает вопрос: насколько это соответствует имеющимся фактам. Ведь сегодня эта ситуация уже существует, причем в куда более выраженной форме — нынешний уровень денежного довольствия куда менее привлекателен для белых, чем более высокая оплата в контрактной армии (и, соответственно, должен больше устраивать в первую очередь негров). Тем не менее их доля в вооруженных силах примерно соответствует общей доле черных в населении страны. По оценкам, даже если все годные к службе негры, которые сегодня остаются за пределами армии, пойдут служить, белые все равно будут составлять большинство среди наших военных. Вооруженные силы испытывают потребность в самых разнообразных навыках и предлагают самые разнообразные возможности. Служба в армии всегда манила представителей любых социальных классов, людей самого разного происхождения; так будет и в дальнейшем. Если же денежное довольствие и иное обеспечение станет более привлекательным, есть веские основания полагать, что в армию пойдут представители всех слоев общества.
Отчасти этот аргумент представляет собой некорректную экстраполяцию ситуации в нынешней призывной армии на армию контрактную. Ведь сейчас, поскольку мы забираем людей на воинскую службу принудительно, мы платим солдатам зарплату, которая может устроить лишь самых обездоленных.
Помимо этого, здесь существует и более фундаментальный вопрос — вопрос принципа. Очевидно, если мы предоставим бедным людям привлекательную альтернативу, в этом нет ничего плохого. Утверждения об обратном носят политический характер: высокая доля негров в вооруженных силах, дескать, обернется усилением межрасовой напряженности в обществе. Кроме того, возникнет «резерв» прошедших военную подготовку чернокожих, готовых прибегнуть к насилию. Возможно, что-то в этом и есть, но мне подобный аргумент кажется абсолютно надуманным. Наше государство не должно проводить политику дискриминации нигде — ни на «гражданке», ни в армии. Наши внутриполитические проблемы следует решать, а не использовать в качестве предлога, чтобы лишать чернокожих благоприятных возможностей, связанных с воинской службой.
Одно из преимуществ, приписываемых призыву, заключается в том, что он позволяет гибко регулировать численность вооруженных сил. Если потребность в живой силе вдруг увеличится, можно соответственно увеличить и призыв — и наоборот. Это реальное преимущество, но переоценивать его не следует. Любую чрезвычайную ситуацию будет встречать кадровая армия, независимо от принципа ее комплектования. Увеличение призыва даст вооруженным силам обученных солдат лишь через несколько месяцев.
Главный вопрос: какова степень гибкости, в которой мы нуждаемся? Значительную гибкость может обеспечить и добровольная система комплектования — правда, это имеет свою цену. Для этого необходимо сделать денежное довольствие и условия службы более привлекательными, чем это необходимо для простого поддержания численности вооруженных сил. Тогда возникнет избыток добровольцев-контрактников — они будут «выстраиваться в очередь». Если потребности в живой силе возрастут, эта очередь станет короче, и наоборот.
Другое дело, если речь идет о переходе от нынешней ситуации к состоянию тотальной войны. Если военные считают, что в этих условиях у нас будут время и основания для многократного увеличения численности вооруженных сил, можно, пожалуй, счесть оправданным введение всеобщей военной подготовки для получения обученного резерва или введение системы «отложенного» призыва. И то, и другое коренным образом отличается от призыва в кадровую армию в мирное время, или в условиях локальных конфликтов, или войн вроде Вьетнамской, где задействуется лишь незначительная часть наших молодых людей.
Кроме того, у гибкости, обеспечиваемой призывом, есть и обратная сторона. Она, по крайней мере на какое-то время, дает правительству США и военному командованию возможность значительного произвола в принятии решений об использовании наших вооруженных сил. Контрактный принцип комплектования — это, фактически, перманентный референдум в масштабах всего общества. Популярность или непопулярность задач, которые ставятся перед вооруженными силами, несомненно будет влиять на возможности вербовки добровольцев. Это соображение кто-то истолкует как аргумент в пользу сохранения призыв; другие же придут к прямо противоположному выводу.
Несомненно, большая армия и промышленный комплекс, необходимый для ее обеспечения, представляют собой постоянную потенциальную угрозу политической свободе. Наши демократические институты, несомненно, находились бы в большей безопасности, если бы международная обстановка позволяла нам сократить численность вооруженных сил.
Эти вполне обоснованные опасения, однако, преобразуются в необоснованные аргументы против контрактной армии. Утверждается, что профессиональные вооруженные силы утратят связь с обществом и превратятся в самостоятельный политический фактор, тогда как призывная армия всегда остается «народной». Несостоятельность этого аргумента заключается в том, что подобная угроза может исходить в первую очередь от высшего командного состава, а офицерский корпус в любой стране всегда состоял и состоит из профессионалов-контрактников. Достаточно привести несколько примеров из истории, чтобы стало ясно: угрозы политической стабильности в основном не связаны с принципом комплектования рядового и сержантского состава. Наполеон и Франко пришли к власти, стоя во главе призывной армии. Недавний переворот в Аргентине осуществили вооруженные силы, также состоящие из призывников. В таких демократических государствах, как Британия и США, армия традиционно была контрактной, а в других свободных странах, например, Швеции и Швейцарии — призывной. Опыт истории не позволяет выявить какую-либо связь между системой комплектования рядового и сержантского состава и политической угрозой, исходящей от армии.
Независимо от того, каким образом мы будем набирать рядовой и сержантский состав, необходимо принимать меры предосторожности, чтобы армия не превратилась в замкнутую касту с собственными представлениями о лояльности, лишенную контакта с гражданскими структурами. К счастью пока нам удается в основном избежать этой опасности. Наличие широкой базы для отбора в военные училища — как по географическому принципу, так и с учетом социально-экономических факторов, система вневойсковой подготовки офицеров резерва в вузах, пополнение офицерского корпуса из рядов «нижних чинов» и т.п. — все это способствует достижению нужного результата.
На будущее нам необходимо позаботиться о том, чтобы в офицерский корпус приходили люди «с гражданки» — чтобы он не пополнялся в основном «изнутри». Вооруженные силы не меньше, чем государственный аппарат, нуждаются в ротации кадров. Ради политических преимуществ нам следует пойти на повышение финансовых расходов, связанное со сравнительно высокой «текучкой» и относительно коротким сроком службы офицеров. Необходимо проводить кадровую политику, которая делала бы привлекательной для молодых людей самых разных специальностей «временную» службу в армии в качестве офицеров.
Полностью устранить потенциальную политическую угрозу со стороны армии невозможно, но мы в состоянии свести ее к минимуму — и от принципа комплектования результативность этих мер не зависит.
При наличии политической воли нет никаких причин, мешающих нам начать переход к контрактной армии немедленно, и осуществлять его постепенно — методом проб и ошибок. Не обязательно знать заранее требуемый для этого размер денежного довольствия и объем иных льгот. В необратимых решениях нет никакой необходимости.
Повысить денежное довольствие и улучшить бытовые условия для рядовых и сержантов необходимо в любом случае, исходя из простой справедливости. Если бы кто-то в открытую предложил ввести пятидесятипроцентный налог на эти цели, в обществе поднялась бы буря возмущения. Однако именно этому эквивалентна наша нынешняя система оплаты в армии в сочетании с призывом. Если мы начнем устранять эту несправедливость, количество «подлинных» добровольцев возрастет даже при сохранении призыва. Опыт покажет, какое количество добровольцев позволят привлечь предлагаемые условия и каким образом их нужно улучшить, чтобы набрать необходимое количество военнослужащих. По мере роста числа желающих, от призывного «кнута» можно будет постепенно избавиться.
Впрочем, описанному сценарию не хватает еще одного элемента. Пока не станет ясно, что призыв не будет отменен в сравнительно короткие сроки, у командования вооруженных сил не возникнет достаточных стимулов для совершенствования кадровой и вербовочной политики. У них возникнет соблазн потянуть время, как можно дольше опираясь на «костыли» призыва. «Живучесть» призыва связана с тем, что он сильно облегчает жизнь военному командованию. Поэтому было бы крайне желательно установить четкий срок отказа от призыва.
На мой взгляд, причин для отмены призыва и перехода к контрактному принципу комплектования вооруженных сил больше чем достаточно. Одним из величайших прорывов в деле освобождения человека стала замена натурального налога денежным. В военной же сфере мы вернулись к этому варварскому обычаю, и давно пора вновь установить здесь цивилизованные принципы.
Впервые: Why Not a Volunteer Army? // New Individualist Review. Vol. 4. № 4 (Spring 1967).
