В последнее время у некоторых российских комментаторов можно было различить ноты раздражения по поводу того, как сегодняшняя глобальная роль Кремля оценивается в американских СМИ — да и не только в американских. Путинская Россия, как им кажется, предстает выше собственного роста, изощренным манипулятором, который не только в состоянии смешать все карты в соседней Украине или в отдаленной Сирии, но даже обрушить столетиями складывавшуюся избирательную систему США, отняв победу у фаворита президентских выборов и водворив в Белый Дом более предпочтительного кандидата.
Поди пойми, читая этот список триумфов, что речь идет о стране, которая только что пережила глубокий экономический кризис, чей госбюджет составляет лишь малую долю американского, где элита формируется не по принципу меритократии, а в горниле коррупции. Да и в любом случае для оппозиции неприятно, когда оппонента изображают в эпитетах столь очевидного превосходства.
С подобными жалобами уже выступали не так давно бывший главный редактор «Ведомостей», а ныне обозреватель агентства Bloomberg Леонид Бершидский и руководитель предвыборного штаба Алексея Навального Леонид Волков. А в обширной статье в журнале Atlantic, посвященной обзору нынешней внутрироссийской ситуации, Юлия Иоффе приводит слова Глеба Павловского, высмеивающего иллюзию величия Путина, в создании которой он сам некогда принимал участие. Нельзя не признать, что в этих жалобах есть рациональное зерно — время от времени приходится читать в серьезных американских журналах подробную расшифровку предполагаемых планов Путина по переустройству мира.
И однако, неправы в этом споре, как нередко бывает, обе стороны — американская в своей переоценке стратегической глубины планов Кремля, и российская в недооценке ущерба, который эти планы сумели нанести внутренней и внешней политике США. Все весомые аргументы хорошо выстроены в упомянутой статье. Можно начать с того, что никаких стратегических планов не было, но было желание отомстить за действительные и мнимые обиды. По свидетельствам российских собеседников Иоффе, Владимира Путина сильно потрясли кадры поимки и казни ливийского диктатора Муаммара Каддафи, он пересматривал их несколько раз. А вскоре после этого в Киеве случился второй «Майдан» с известными последствиями для Виктора Януковича, пусть и менее радикальными, чем в случае Каддафи. И хотя первым открытым вызовом Путина, брошенным глобальной доминирующей роли США, была его мюнхенская речь 2007 года, непосредственным стимулом к «ответным» мерам стал именно Майдан, в котором Путин усмотрел американское вмешательство, а насколько реальным было это подозрение — в данном случае неважно. Тот факт, что все это увенчалось сбитым пассажирским «боингом», донбасским цугцвангом и плохо проглоченным Крымом — лишнее свидетельство того, что партии в этой игре не продумываются дальше первых ходов. Третьим ударом стала публикация панамских документов об офшорных операциях и состояниях, в том числе о неожиданной двухмиллиардной заначке путинского приятеля, виолончелиста Сергея Ролдугина. Путин был уверен, что здесь замешано ЦРУ и, похоже, решил не оставлять это разоблачение без ответа.
В чем безусловно правы российские критики теоретических путинских стратегий, так это в том, что они большей частью воображаемые. На самом деле это всегда как бы наполеоновское on s'engage et puis on voit, «начнем, а там посмотрим», вот только на стадии «посмотрим» войска как правило увязают в болотах. В попытке посильно саботировать американские выборы на самом деле не было ничего нового — она восходит к советской практике дезинформации, вбросам подметных статей в западную прессу через малозаметные зарубежные СМИ. В данном случае операция, судя по всему, осуществлялась не столько предполагаемыми профессионалами из разведведомств, сколько разрозненными группами хакеров, из коих часть, по-видимому, сотрудничала добровольно за вознаграждение, а другие, будучи пойманы на противозаконных поступках, присоединились в порядке искупления вины. Об отсутствии профессионализма, не говоря уже о едином стратегическом плане, можно судить по тому, что действовали две отдельных группы, связанные, по мнению западных экспертов, с ФСБ и ГРУ, без всякой взаимной координации. Тем не менее, как считает специалист по цифровым маневрам такого рода Андрей Солдатов, распоряжение о проведении всей операции наверняка исходило от самого Путина. Ее первоначальная цель заключалась во внесении замешательства в американскую президентскую кампанию и компрометировании Хиллари Клинтон, с которой у российского президента были личные счеты. Никаких планов избрания Дональда Трампа на этом этапе быть не могло, хотя его наверняка считали, по многим причинам, более дружественным к Москве. Тот факт, что операция имела такой, на первый взгляд, хаотический характер, явился причиной того, что администрация Барака Обамы, хорошо о ней осведомленная, не сумела вовремя оценить ее возможные катастрофические последствия.
Здесь можно вставить длинный абзац о средствах, которые применяли обе эти группы, и о том, как тактика, принимаемая сегодня за стратегию, менялась в результате реакции на конкретные события, но об этом уже писали многие, и я позволю себе остановиться лишь на пункте, который Юлия Иоффе считает поворотным для всей операции. В ходе президентской кампании в ФБР попал документ, якобы из анналов российской разведки, о том, что министр юстиции США Лоретта Линч беседовала с представителем кампании Хиллари Клинтон и заверила, что дело об использовании Клинтон частного сервера электронной почты будет спущено на тормозах. Опасение, что документ будет обнародован, вынудило директора ФБР Джеймса Коми выступить с беспрецедентными публичными заявлениями по поводу этого дела, что в конечном счете, по мнению многих комментаторов и самой Клинтон, сыграло решающую роль в ее поражении на выборах. Документ, как подозревают, был, подложным, одним из инструментов российской дезинформации. Иными словами, если достаточно долго стрелять в потемках наугад, какая-нибудь из пуль имеет шанс попасть в цель.
У людей, поверхностно знакомых с системой выборов в США на федеральном уровне, может возникнуть недоумение, каким образом эта беспорядочная мелкокалиберная стрельба могла привести к сбою в работе такого, казалось бы, хорошо отлаженного механизма. Дело в том, что выборы президента проводятся по штатам, и результат в каждом засчитывается как дискретная группа голосов, которыми наделяются члены коллегии выборщиков. Как правило, достаточно повлиять на итоги в двух-трех ключевых штатах, чтобы изменить результат по стране, причем может хватить минимального преимущества в этих штатах: большинство не распределяет своих выборщиков пропорционально, а всех отдает победителю. Именно это и произошло: победу Дональда Трампа обеспечили 6 штатов из 50, где его преимущество было минимальным — всего в 2 процента, тогда как в масштабах всей страны Клинтон набрала на 3 миллиона голосов больше. Оказалось достаточным поселить сомнения в небольших локальных контингентах колеблющихся, чтобы полностью изменить картину по всей стране.
В конечном счете в оценке саботажа американской избирательной кампании ошибаются, как я уже отмечал, обе стороны: американские аналитики — принимая импровизацию за стратегию, а их российские критики — веря им на слово. Ошибка, на самом деле почти на уровне чистой логики, заключается в предположении, что для порчи сложного механизма необходим не менее сложный, а мощного — как минимум такой же мощный. Убедиться в обратном несложно: достаточно проверить на прочность швейцарские часы за десять тысяч пятидолларовым молотком или уронить гаечный ключ в ракетный двигатель.
Москва компенсирует скудость бюджета и дефекты долгосрочного планирования простотой своих методов и пониженным чувством риска у президента, о чем мы знаем из просочившейся характеристики его прежнего начальства. С одной стороны, американским разведывательным ведомствам, при всей их уверенности в радикальном вмешательстве России, пока что не удалось убедить в этом не только значительную часть электората, но даже многих ведущих представителей республиканской партии, несмотря на ее репутацию подозрительности в отношении Кремля. С другой — у нас перед глазами явное моральное поражение предыдущего американского президента в Сирии, где российский оппонент, пользуясь его нерешительностью, сумел с помощью минимальных рычагов почти полностью развернуть ситуацию в свою пользу. Впрочем, как раз Сирия нагляднее всего демонстрирует, в чем самая отчаянная тактика уступает продуманной стратегии, отсутствовавшей здесь как и в других масштабных операциях Кремля. Как отмечает Юлия Иоффе, в Ираке и Сирии на стороне ныне поверженного «исламского государства» принимало участие больше выходцев из России, чем из любой другой страны — около 400 из них уже возвратились оттуда, и надо полагать не с самыми теплыми чувствами и намерениями, а их собственная тактика слишком хорошо известна. Тут вспоминается давний анекдот об охотнике, который кричит приятелю, что поймал медведя — но привести его не может, потому что медведь не пускает.
Пока не очень очевидно, как будут развиваться события в США и к чему приведет расследование российского вмешательства, которым руководит специальный прокурор Роберт Маллер — судя по последним данным, его длительное молчание вызывает недоверие и разочарование у здешней аудитории. И однако, как видно из случая с медведем, поражение, теоретически нанесенное противнику, не всегда засчитывается в качестве собственной победы.
