Самая известная попытка выяснить, в каких ситуациях чувство справедливости может перевесить корысть, — это знаменитый эксперимент, получивший название «Ультиматум». Первый игрок делит на двоих сумму денег и предлагает долю второму, а второй может отказаться от гарантированной прибыли в случае, если пропорция кажется ему несправедливой. Результаты сотен экспериментов, проведенных учеными за последние 30 лет, показывают, что представления о честном и нечестном объединяют всех людей, но не все готовы бороться с несправедливостью.
В 1982 году экономист Вернер Гут с двумя коллегами из Кельнского Университета придумали простую игру. Два игрока сидят над пирогом, который нужно разделить на двоих. Ключевое решение, как его резать, принимает первый из них. Честно поделить пополам? Отдать одну десятую? Оставить себе весь пирог? Второй игрок не может повлиять на дележ. Зато, если ему не понравится его доля, он может нажать на кнопку звонка, из-за дверей появится официант и заберет пирог со стола, оставив обоих голодными.
Каким бы ни был расклад, жать на кнопку — это всегда действовать в ущерб себе. Что лучше: одна десятая пирога или остаться без пирога совсем? Еще более нелепо отказываться от одной пятой пирога или одной трети. Это иррационально и противоречит представлению о рациональном агенте, чьи поступки продиктованы соображениями его собственной выгоды. Единственный понятный мотив, чтобы лишить обеда и себя, и партнера, который делил пирог, — это чувство справедливости.
Игра «Ультиматум» (так называют упражнение с пирогом в академических текстах), пожалуй, первый способ оценить количественно, в какой степени чувство несправедливости управляет поступками людей. За 34 года с момента изобретения в нее предлагали сыграть студентам Гарварда, африканским пастухам-кочевникам, голландским миллионерам, трехлетним детям и взрослым шимпанзе. Вместо дежурного пирога в разных ситуациях на кону были ставки от банана до полуторагодового заработка участников эксперимента.
Результаты всякий раз отличались от того, что предсказывает логика максимизации выгоды. В воображаемом мире рациональных агентов второй игрок всегда должен брать что дают. В интересах же первого игрока — отсыпать как можно меньше, раз уж партнер все равно не откажется. Реальные игроки рассуждают иначе. Всегда найдется достаточно тех, кто считает необходимым наказать партнера за несправедливый раздел пирога или денег, даже в ущерб себе. В самом первом эксперименте 1982 года среднее предложение составляло 37% пирога, а половина предложений ниже 30% была просто-напросто отвергнута.
Получается, главный двигатель справедливости — страх, что недовольный партнер с кнопкой оставит вас голодным? В этом засомневался Даниэль Канеман, будущий нобелевский лауреат и автор главной книги про человеческую иррациональность «Думай медленно, решай быстро». В 1986 году он довел правила «Ультиматума» до абсурда: вовсе убрал из них возможность отказа от сделки. После этого игра перестала быть «игрой» в строгом математическом смысле слова. В новом эксперименте Канемана (его часто называют игрой в «Диктатора») первый игрок просто берет и делит пирог, а второй сидит и молча на это смотрит.
Кроме того, Канеман лишил подопытных возможности самостоятельно определять меру своей справедливости. Им осталось на выбор ровно два способа поделить $20 с анонимным партнером: либо забрать себе $18 и отдать $2, либо поделить сумму пополам. Из 161 студента Корнельского университета, которых поставили перед таким выбором, 76 предпочли разделить сумму честно. $8 разницы в 1986 году — совсем не то, что теперь: бигмак, например, если верить историческому индексу, в 1986 году стоил втрое дешевле (тогда $1,60, сейчас $4,93), и студенты из альтруистических соображений отказывались от целых пяти бургеров.
Даже шимпанзе, которые делят бананы, склонны в условиях игры «Ультиматум» действовать справедливо. В 2013 году приматолог Дерби Проктор из Университета Эмори (штат Атланта, США) предлагала своим обезьянам на выбор две карточки (назовем их красной и синей), каждая из которых означала один из способов поделить кучку из шести кусков банана, лежащих на виду. Синяя карточка означала «забрать себе пять бананов из шести», красная — поделить их поровну. Шесть приматов объединяли в пары, где первый выбирал цвет карточки, а второй мог принять предложение или отказаться — вернуть карточку экспериментатору. Обезьян разделяла только решетка, решения они принимали на виду друг у друга. Эксперимент повторяли с каждой парой по 24 раза — и в двух парах из четырех статистика указывала на осознанную стратегию: первый шимпанзе предпочитал делить все честно.
Если справедливость на поверку оказывается все-таки не человеческим изобретением, а доступна даже обезьянам (и, значит, появилась прежде всяких различий между людьми, от расовых до классовых), то хорошо бы решить вопрос, почему люди справедливы неодинаково. Что диктует биология, а что культура? Игра «Ультиматум» самым наглядным способом показывает, что у разных сообществ содержание понятия «справедливость» разное — и сильно расходится с тем, что нам подсказывает интуиция.
В 2000 году Джозеф Хенрик из бизнес-школы Университета Мичигана съездил в гости к амазонским индейцам мачигенга — племени охотников и собирателей, которые живут во влажных тропических лесах Перу недалеко от Мачу-Пикчу. Мачигенга — коллективисты в предельной степени, у которых нет даже личных имен, они живут деревнями по 200–300 человек, где все друг другу родственники. Кажется само собой разумеющимся, что именно эти не испорченные капитализмом люди просто обязаны делить все поровну. Их результаты он сравнил с поведением калифорнийских аспирантов.
Сумму в 20 перуанских песо, с которой они имели дело в игре «Ультиматум», мужчина из племени мачигенга может заработать за два-три дня в качестве чернорабочего одной из компаний, которые рубят лес или добывают нефть по соседству. Для аспирантов из Лос-Анджелеса, посчитал Хенрик, эквивалентом будет что-то около $160. Когда он играл в такую же игру с аспирантами, они отдавали партнеру в среднем 48%; другими словами, почти все поделили деньги в равной пропорции. У мачигенга средний результат был куда скромнее — 26%.
Больше того, всего 5% «вторых игроков» среди индейцев нашли в себе силы отказаться от нечестного предложения. Отвечая на вопросы после игры, остальные 95% объясняли, что готовы принять любую сумму, и никакой несправедливости тут не видят — просто фортуна повернулась к ним спиной, и им не повезло оказаться среди тех, кто делит деньги.
Аспирантов Хенрик тоже проинтервьюировал. Многие из них не стали объяснять свой выбор справедливостью или альтруизмом. Типичный ответ звучал так: «Я хотел получить свои $80 наверняка». Аспиранты догадывались, что их партнер откажется от денег, если получит меньше половины. Данные эксперимента подтвердили, что некоторые из «вторых игроков» так и поступили. Похоже, что для многих моральных поступков достаточно невидимой руки рынка.
В 1991 году Элвин Рот, еще один будущий нобелевский лауреат, опубликовал статью о том, насколько расходятся результаты эксперимента у менее экзотических культур — в Иерусалиме (Израиль), Любляне (Югославия, сейчас Словения), Питтсбурге (США) и Токио (Япония).
Делить любой пирог поровну — идея вроде бы левацкая, да и вообще «справедливость» — главный козырь социалистической идеологии, предлог для ограничения любой частной инициативы (потому что якобы главное в мире наживы и чистогана — всепоглощающая жадность). Но Рот предсказуемо обнаружил, что в капиталистическом Питтсбурге и в недавно еще социалистической Любляне люди одинаково отдают себе отчет в том, что справедливо — значит поровну. Доля пирога (между 40 и 50%) и процент отказов от нечестных предложений (20–30%) всюду будут достаточно высокими. Если и пытаться разделить результаты на основе незначительных различий, то граница будет проходить не между социалистическим миром и капиталистическим, а между условным Западом и Востоком. В Иерусалиме и в Токио вторые игроки отказываются от своей доли пирога несколько реже, и, как следствие, предлагают им тоже несколько меньше.
Предмет отдельного интереса — как ведут себя в игре «Ультиматум» очень бедные и очень богатые. Первый эксперимент проводили в восьми деревнях штата Мегхалая на северо-востоке Индии. Самая большая сумма на кону, 20 тысяч рупий ($410 по тогдашнему курсу), стала бы серьезным испытанием даже для студентов где-нибудь в Нью-Йорке. А здесь ее предлагали людям, которые в лучшем случае зарабатывают 100 рупий в день (поскольку работы может не быть несколько месяцев подряд, получается, что 20 тысяч рупий — заработок за год и три месяца).
Экспериментаторы убедились, что представления о справедливости все-таки меняются под давлением больших денег. Когда поделить нужно было 20 рупий, первые предлагали вторым 24%, когда 2000 — уже только 14%. Наконец, в случае самых больших сумм цифры опускались до 12%. Лично вы считаете, что деньги справедливо делить пополам, — но что скажут жена и семеро детей? Справедливо ли оставлять им меньше денег из соображений, что так правильно?
Завербовать в подопытные хотя бы десять миллионеров сложнее, чем деревенских бедных и даже сотню студентов, но в Нидерландах придумали способ. Исследователи из Маастрихта и Амстердама обратились за помощью в крупный банк и разослали письмо пяти тысячам его клиентов, у которых на счете было больше миллиона евро. Больше 600 из них откликнулись.
Как заинтересовать миллионера деньгами? Слово «миллионер» стоит понимать буквально: в подавляющем большинстве случаев это человек, у которого есть миллион, но не 10 и не 20. Как правило, это человек из верхнего среднего класса, который свой миллион накопил к старости. Всем 633 подопытным банк предложил бонус в €100, который нужно было разделить с кем-нибудь еще. Про «кого-то еще» некоторым сообщали дополнительно (не называя имен), что это человек, ограниченный в средствах, или другой такой же миллионер.
В условиях игры «Диктатор» миллионеры отдавали другому больше €50 из €100 (в среднем — €71), даже когда про получателя было известно, что он — другой такой же миллионер. Но, вопреки всем ожиданиям, средний результат «Ультиматума» был ниже. Подопытных не устраивало, что хоть кто-нибудь имеет право от их предложения отказаться — и они менее охотно делились деньгами. Этим наблюдением легко объяснить провал многих благотворительных проектов: если вы убеждаете жертвователя, что у него с адресатом пожертвований есть взаимные интересы, общие цели и так далее — будьте готовы к неудаче.
До появления экспериментальной экономики пропагандистам и политикам было во многих смыслах проще. Жадные капиталисты, бескорыстные дикари и замордованные жители соцлагеря были реальностью. Но цифры — упрямая вещь, и теперь, после нескольких сотен экспериментов, все эти яркие образы поблекли. Человеческую природу определяет не бытие, а справедливость универсальна, и люди, способные за нее бороться, способны ее демонстрировать.
