Жизнь — не шахматы, не футбол и не преферанс, где выигрыш одного — это обязательно проигрыш другого игрока. Однако мышление по аналогии — властная сила, и людям свойственно представлять множество социальных, экономических, политических коллизий как игры с нулевой суммой. Такой подход кажется вполне логичным. Если вы нашли на улице кошелек, естественно предположить, что его кто-то потерял, ведь вряд ли деньги попали на улицу непосредственно из монетного двора. А если в автобусе свободно одно сидячее место, и вам удалось его занять, значит, оно не достанется кому-то другому (он проиграл).
К ситуациям такого типа аналогии из мира игр с нулевой суммой вполне применимы. «Один из спорящих — дурак, а другой — подлец» (один знает исход спора, а другой слишком самонадеян) — этой детской мудростью прекрасно описывается большинство игр с нулевой суммой. Но жизнь ими не исчерпывается. Если кто-то обрел счастье в любви, это совершенно не обязательно означает, что он украл свое счастье у кого-то другого (хотя и так бывает). Редки сделки с нулевой суммой и в мировой торговле — обычно выгоду получают оба участника сделки. То же относится к большинству обычных деловых транзакций. Но даже о сделках мы часто мыслим как об играх с нулевой суммой.
Как ни странно, такой подход характерен даже для бизнесменов. В последние десятилетия в разных отраслях, включая авиапассажирские перевозки, применяется динамическое ценообразование, когда цена одной и той же услуги может сильно варьировать во времени. Недавняя работа на эту тему экономистов из Йеля и Гонконгского университета науки и технологий мотивирована разговором одного из авторов с руководителем компании, работающей в сфере развлечений. Он воспринимал динамичные цены как игру в лучшем для покупателя случае с нулевой суммой, а в худшем — как игру в одни ворота. Успешный менеджер был уверен, что динамичные цены — всего лишь способ получения фирмами дополнительного дохода, чистое надувательство, в то время как потребители только теряют деньги, и с ним соглашалось большинство отраслевых экспертов. Оказалось, что это не так: динамическое ценообразование — игра, где чаще выигрывают обе стороны.
Разум часто ошибается, используя аналогии там, где не надо. Для нашей темы экономисты даже ввели специальный термин — иллюзия игры с нулевой суммой (zero-sum fallacy). Очень часто люди считают, что распределяемый набор ресурсов фиксирован и неизменен. Если так, то надо бороться за чистую победу, а не кооперироваться с другим игроком: его выигрыш — вычет из моего результата.
Впервые эта иллюзия была описана в экономике на примере рынка труда (lump of labour fallacy). Как уменьшить безработицу? В свое время правительства Гувера в США (в период Великой депрессии) и Жоспена во Франции (на рубеже 1990–2000-х гг.) решили, что это возможно путем сокращения величины рабочей недели до 35 рабочих часов. Есть неизменный объем работы, которую нужно сделать, и если мы ограничим предельную величину работ, выполняемых одним человеком, то одновременно убьем двух зайцев: 1) снизится эксплуатация труда; 2) компании будут вынуждены создать новые рабочие места (чтобы выполнить тот же объем работ). Применение того же способа мышления к проблемам иммиграции делает очевидным: приезжие крадут у нас рабочие места. Ведь их количество задано и неизменно для каждого момента времени: что досталось им, то не достанется нам.
Это иллюзия: иммиграция не только увеличивает конкуренцию на рынке труда (перераспределяя заданный объем работ между сотрудниками), но и увеличивает размер экономики: теперь ей нужно больше товаров и услуг. Ничего не получается и с безработицей: предположение, что в каждый данный момент рынком востребовано строго определенное количество работы, не выдерживает критики. Количество необходимого и предлагаемого труда опосредовано его ценой. И цена, и производительность труда не являются неизменными. При сокращении рабочей недели количество работы, которую нужно выполнить, совершенно не обязательно останется неизменным. Оно может уменьшиться (сокращение рабочей недели эквивалентно в этом случае повышению цены труда, которое может привести к сокращению выпуска), а может быть компенсировано ростом интенсивности труда: новых рабочих мест не возникнет, но тем же работникам придется работать напряженнее. Идея Гувера–Жоспена не сработала еще и потому, что для фирм перераспределить работу, которую выполняли семеро, на восьмерых — нетривиальная задача. Надо найти новый персонал, набрать его, обучить... А еще и взять на себя риски: нанятых людей будет потом непросто уволить.
Ошибку игры с нулевой суммой не всегда просто распознать. Кажется ли вам разумным следующее рассуждение: люди задерживаются на работе слишком долго, не выходя на пенсию и в те годы, когда их продуктивность заведомо падает? Если стимулировать пожилых сотрудников не цепляться за рабочие места и побыстрее выйти на пенсию, эта мера расчистит места для молодых и позволит снизить безработицу. Снизить пенсионный возраст с 62 до 60 лет — недавнее предложение французских социалистов. А поскольку производительность труда у молодых выше, эта мера будет хороша и для экономики в целом. Старики, дайте дорогу молодым!
Ну что, разумное рассуждение? Применение той же логики: не надо способствовать росту женской занятости, покуда не у всех мужчин есть работа. Здесь объем востребованной рынком работы снова предполагается неизменным. Но представьте себе, что пожилые вышли на пенсию, их заменили молодые работники. Уровень жизни пенсионеров надо поддерживать госпенсиями, которые выплачиваются за счет стоимости, созданной молодыми работниками. Даже если распределительные госпенсии заменила частная накопительная система, ситуация не меняется: накопления вложены в финансовые рынки, а доходность и стоимость акций и облигаций в целом зависит от той же способности работников генерировать прибыль и увеличивать стоимость. Экономика растет, когда в ней становится больше работников либо они становятся более продуктивными. Но молодым пенсия не выплачивается, а пожилым — очень даже. Поэтому общество не может стать более преуспевающим, постаравшись пораньше отправить пожилых на пенсию. Ведь тем самым оно увеличивает свои расходы.
Мышление в логике игры с нулевой суммой — чрезвычайно вредная для экономической политики вещь (это тот редкий случай, когда невозможно не согласиться с утверждением знаменитого экономиста-колумниста Пола Кругмана). Ведь такая логика кладется в основу требования всевозможных протекционистских мер. Если количество работы задано и неизменно, надо по возможности выгнать с рынка иммигрантов, пожилых и женщин, а еще запретить импорт, ведь китайцы крадут у нас рабочие места. Повышая импортные пошлины, мы импортозамещаем чужеземные рабочие места отечественными — так логика игры с нулевой суммой вторгается в международную экономику и политику.
Ошибка нулевой суммы особенно опасна тем, что дестимулирует кооперацию, сотрудничество, заставляя людей бороться «на выживание» там, где обе стороны больше выиграли бы в результате сотрудничества. «Каждый лишний кусок, доставшийся соседу, — это то, что недополучил мой любимый малыш».
К счастью, люди обучаемы. Три аргентинских экономиста заставили взрослых играть в детскую игру, когда кисти рук сцеплены и каждый сначала поднимает большой палец вверх, а потом старается прижать им большой палец соперника. За каждую микропобеду участнику давалось очко, а в конце игры выплачивалась определенная сумма. Игра шла на время (одну минуту). Без обучения участники всерьез соперничали: каждый пытался достичь победы, и в среднем каждая пара за минуту успевала сыграть 3,2 игры. Перед вторым раундом ведущий объяснял им: в ваших общих интересах кооперироваться (иногда поддаваясь или договариваясь: «сначала я выиграю, а потом ты») и попробовать сыграть за минуту максимальное число игр. Ведь в этом случае больше получат оба партнера (если только один не выигрывает у другого всухую). Это имело значительный эффект: за второй тур пары успевали в среднем сыграть почти втрое больше — по 9,5 игр. Любопытно, что с наибольшей неохотой шли на кооперацию во втором туре те, кому удалось особенно удачно выступить в первом (достался слабый соперник), — в полном соответствии с ошибкой нулевой суммы. Даже в том случае, если они увеличивали свой доход, отказавшись от намерения побеждать и только побеждать.
Способность к коллективным действиям важна не только в соперничестве больших пальцев. Подход «каждый за себя» — одна из основных причин российских пробок. Как показывал профессор НИУ ВШЭ Леонид Полищук и его соавторы, социальный капитал — доверие к другим и способность действовать не чисто эгоистически играет огромную роль в предотвращении пробок и аварий в российских городах.
Чем обусловлена предрасположенность людей к мышлению в рамках логики игр с нулевой суммой? Этот вопрос исследовали декан Harris School of Public Policy в Чикагском университете Дэниэл Диермейер и Луиза Эган Брэд из Bryn Mawr College в Пенсильвании. Один из факторов — образование. Изучавшие экономику реже видят международную торговлю и проблемы иммиграции как игру с нулевой суммой (интересно, дает ли эту прививку и российское экономическое образование?). Невежды чаще видят динамику цен на рынке как результат сговора продавцов, а не баланс спроса и предложения. Приверженцы логики игр с нулевой суммой чаще других считают, что их группа подвергается дискриминации другими группами. В предельном случае восприятие мира через эту призму ведет к расизму: носителям данной логики всюду мерещатся конфликты. А на деле их нет.
Теоретически такое мышление должно быть сильнее распространено в индивидуалистических культурах, а в коллективистских — слабее. Диермейер и Брэд проверили это на примере детей-дошкольников из США (индивидуалистическая культура) и Сингапура (коллективистская). В других исследованиях было показано, что установка на эгоистическое поведение и «нулевую логику» появляется у детей чуть ли не в возрасте нескольких месяцев. Индивидуалисты-американцы оказались привержены этой логике значительно больше юных сингапурцев.
Увы, современные россияне, не взяв из индивидуалистических ценностей приверженность свободе и самовыражению, оказались очень подвержены «ценностям нулевой суммы» — персональный успех, богатство, власть. Это показано в одной из работ Владимира Магуна и Максима Руднева (НИУ ВШЭ). Такой подход привел к современному упадку альтруистических ценностей, торжеству геополитического мышления, презрению к правам меньшинств (кажется, что, если мы разрешим что-то меньшинствам, это умалит права большинства).
Не вдаваясь в современные антропологические теории первобытно-коммунистических обществ, отмечу, что на протяжении нескольких десятков последних столетий «нулевая логика» отчетливо торжествовала в вопросе о том, что есть власть. Бесчисленные конфликты, распри, войны за власть в основном вели приверженцы этой логики. Автор «Воображаемых сообществ» Бенедикт Андерсон обнаружил в яванской культуре представление о том, что количество власти в мире постоянно и ее сосредоточение в одном месте ведет к уменьшению количества власти в других местах.
Ставить эту логику под сомнение стали лишь относительно недавно, уже после промышленной революции, — в эпоху смягчения конфликтов и нравов, с распространением демократии и гражданского общества. Сейчас геополитика как одно из ярчайших выражений «нулевой логики» кажется почти неприличной для культурного, образованного человека. Зато ее можно успешно использовать для укрепления власти над невежественными обывателями.
