Гарвардский психолог и автор множества бестселлеров Стивен Пинкер — известный оптимист. В своей книге The Better Angels of Our Nature (2011) на 800 страницах он доказывает, что уровень жестокости и количество насилия в человеческом обществе сокращаются. В недавней статье Пинкер рассуждает о том, требует ли человеческая природа воевать.
Стивен Пинкер (с) Max S. Gerber
Похоже военные конфликты идут на убыль. За две трети столетия, прошедшие со времен окончания Второй мировой войны, великие державы и развитые страны в целом почти не сталкивались друг с другом на поле боя — эта ситуация не имеет прецедентов в истории (Holsti 1986; Jervis 1988; Luard 1988; Gaddis 1989; Mueller 1989, 2004, 2009; Ray 1989; Howard 1991; Keegan 1993; Payne 2004; Gat 2006; Gleditsch 2008; подробнее см.: Pinker 2011, гл. 5). Вопреки прогнозам экспертов, США и СССР не начали третью мировую войну, да и вооруженных конфликтов между великими державами не было с окончания Корейской войны в 1953 году. После шестисотлетнего периода, когда страны Западной Европы воевали в среднем по два раза в год, с 1945 года в этом регионе ни одной войны не было. Более того, примерно 40 самых богатых стран мира вообще не схлестывались в вооруженных конфликтах. А вот и еще один приятный сюрприз: после окончания холодной войны в 1989 году военных конфликтов любого типа в мире стало меньше (Human Security Centre 2005; Lacina, Gleditsch, Russett 2006; Human Security Report Project 2007; Gleditsch 2008; Goldstein 2011; Human Security Report Project 2011; подробнее см.: Pinker 2011, гл. 6). Межгосударственные войны случаются крайне редко; снизилось — после определенного роста в 1960–1990-х — и количество гражданских войн. Уровень смертности от межгосударственных и гражданских войн в мировом масштабе также резко сокращается: с 300 человек на 100 000 жителей планеты во Второй мировой до почти 30 в Корейской войне, чуть больше 10 во времена войны во Вьетнаме, менее 10 в 1970–1980-х и менее одного — в XXI веке.
Насколько серьезно следует воспринимать подобные данные? Что это — счастливое статистическое колебание, случайное стечение обстоятельств, которое непременно сойдет на нет? Может быть, речь идет о манипуляциях с подсчетом числа самих войн и их жертв? Или мы переживаем «спокойный» отрезок неизбежного цикла — затишье перед бурей, как на разломе Сан-Андреас накануне гигантского землетрясения, или сухостой, куда кто-нибудь вот-вот бросит непотушенный окурок? Точного ответа на эти вопросы не даст никто. В этой статье я попытаюсь рассмотреть их через призму человеческой природы.
Многие наблюдатели скептически относятся к тезису о снижении числа и разрушительности войн, поскольку, по их словам, природа человека не изменилась, и нам по-прежнему свойственна внутренняя склонность к насилию, постоянно приводившая к вооруженным конфликтам. Свидетельств о нашей врожденной агрессивности достаточно: мы видим их в распространенности агрессии среди приматов и присутствии во всех человеческих обществах насилия — убийств, изнасилований, семейного насилия, бунтов, нападений, междоусобиц. Более того, есть веские основания полагать, что в ходе эволюции нашего вида к насилию нас подталкивали определенные гены, гормоны, мозговой контур и естественный отбор (подробнее см.: Pinker 2011, гл. 2, 8, 9). С 1945 года зрелости достигло всего два поколения людей, и конечно за столь короткий срок эти факторы не могли приобрести «обратный знак» и свести к нулю результаты нескольких миллионов лет эволюции гоминидов. Поскольку наши биологические импульсы к войне никуда не делись, утверждают сторонники этой концепции, любые «мирные интерлюдии» преходящи. Тех, кто полагает, что снижение количества войн не является результатом арифметических манипуляций или счастливого стечения обстоятельств, зачастую упрекают в романтизме, идеализме и утопизме. Действительно, некоторые склонные к идеализму руссоисты считают, что в человеческой природе изначально отсутствуют импульсы к насилию: они утверждают, что мы, люди, — это «безволосые бонобо» (карликовые шимпанзе), наполненные окситоцином и наделенные нейронами сочувствия, придающими нам естественную миролюбивость.
Я не думаю, что мы — безволосые шимпанзе, но убежден, что войны действительно идут на убыль. Поскольку я не раз проявлял себя сторонником реализма в духе Гоббса, кому как не мне утверждать, что снижение числа войн вполне совместимо с неромантическим взглядом на человеческую природу. В книге «Чистый лист» (Pinker 2002) я отмечал, что в результате естественного отбора мы приобрели, среди прочих, такие свойства, как жадность, страх, мстительность, ярость, мачизм, трайбализм и самообман, что уже само по себе способно побуждать наш вид к насилию. Тем не менее я постараюсь доказать, что этот нелицеприятный взгляд на природу человека абсолютно совместим с истолкованием снижения числа войн как реальной и возможно устойчивой тенденции в нашей истории. Вот четыре причины, по которым снижение числа войн совместимо с реалистической концепцией человеческой природы:
1. С нами случались и более неожиданные вещи
Снижение уровня, а иногда и исчезновение определенных категорий насилия нередко встречается в истории человечества. В моей книге «Добрый ангел в нашей природе» (Pinker 2011) и исследовании Джеймса Пейна «История силы» (Payne 2004) приводятся десятки примеров на сей счет. Вот некоторые из них:
— В анархических племенных обществах уровень смертности от войн был в пять раз выше, чем в первых государственных образованиях.
— Во всех древних цивилизациях регулярно практиковались человеческие жертвоприношения, но сейчас они полностью исчезли.
— За период со Средних веков до XX столетия количество убийств в Европе по отношению к численности населения сократилось как минимум в 35 раз.
— В ходе Гуманитарной революции во второй половине XVIII века во всех крупных странах Запада были отменены пытки как вид уголовного наказания.
— Некогда в Европе смертной казнью карались сотни преступлений, в том числе и незначительные, вроде кражи капусты или негативного отзыва о королевского парке. Но в XVIII веке к смертной казни начали приговаривать только за государственную измену и особо тяжкие преступления против личности, а в XX веке она была отменена во всех демократических странах Запада кроме США. И даже в Америке 17 из 50 штатов отказались от смертной казни, а в остальных она (по отношению к численности населения) применяется неизмеримо реже, чем в XVIII веке.
— Система рабского труда в свое время была узаконена по всему миру. Но начиная с XVIII века по планете прокатилась «аболиционистская волна», чьей финальной точкой стала отмена рабства в Мавритании в 1980 году.
— В ходе Гуманитарной революции были упразднены также охота на ведьм, преследование за религиозные убеждения, дуэли, кровавые зрелища и долговые тюрьмы.
— Суды Линча над афроамериканцами происходили в США 150 раз в год. В первой половине XX века их количество снизилось до нуля.
— Телесные наказания детей — как узаконенные шлепки и порки в школе, так и пощечины и подзатыльники в семье — в большинстве западных стран стали редкими случаями, а в нескольких государствах Западной Европы запрещены законом.
— С 1970-х годов количество убийств, изнасилований, случаев домашнего насилия, издевательств над детьми и преступлений на почве нетерпимости резко сократилось (в некоторых случаях — на 80%).
С учетом этих фактических данных о снижении уровня насилия споры о том, допускает ли человеческая природа изменения в этой сфере, представляются бессмысленными. Вопрос в том, как это происходит.
2. Человеческая природа многогранна
Люди как правило сводят природу человека к единой сути, а затем спорят о том, в чем эта суть состоит. Злобны мы или благородны, живем по Руссо или по Гоббсу, обезьяны мы или ангелы? В соответствии с таким образом мысли получается: если мы регулярно практикуем насилие, то мы — агрессивный вид, а если способны к миру — то пацифисты по натуре.
Однако человеческий мозг — это невероятно сложный орган с многочисленными внутренними связями, различающимися в анатомическом и химическом плане. Большинство психологов считает, что человеческая природа неоднородна и состоит из множества интеллектов, модулей, функций, органов, «приводов» и других подсистем. Некоторые из этих подсистем склоняют нас к насилию, другие — препятствуют ему.
Насилие у людей обусловливается как минимум четырьмя категориями мотивов, каждая из которых связана с действием различных нейробиологических систем:
Эксплуатация — насилие как средство достижения цели, то есть причинение вреда человеку, если он становится препятствием для осуществления какого-либо желания актора. Среди примеров можно назвать грабеж, изнасилование, завоевания, изгнание или геноцид коренных народов, а также убийство или помещение в тюрьму политических либо экономических конкурентов.
Доминантность — индивидуальное побуждение к продвижению в общественной иерархии и превращению в «вожака» и соответствующее групповое побуждение к племенному, этническому, расовому, национальному и религиозному господству.
Мстительность — убежденность в том, что нарушение моральных норм заслуживает наказания.
Идеология — коллективные системы убеждений, распространяемые «вирусным путем», воспитанием и принуждением и предусматривающие утопическую перспективу. Среди примеров можно назвать национализм, фашизм, нацизм, коммунизм и религиозный радикализм. Поскольку утопия — это идеальный мир, против тех, кто стоит у нее на пути, допустимо применение насилия в любом объеме, в соответствии с поговоркой «Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца».
Этим негативным импульсам противодействуют свойственные нам добрые, человечные черты:
Самоконтроль — системы связей лобных долей мозга, позволяющие нам предвидеть долгосрочные последствия наших действий и препятствующие нашим деструктивным поступкам.
Сочувствие — способность ощущать боль другого.
Нравственность — система норм и табу, основанная на интуитивных принципах справедливости по отношению к другим людям, лояльности сообществу, уважении к легитимным властям, сохранении чистоты и безгрешности. Нравственность может способствовать внедрению стандартов справедливости и сделать немыслимыми некоторые действия, наносящие вред другим. (К сожалению, она же может стать и причиной насилия, служа обоснованием радикальных идеологий, основанных на трайбализме, пуританстве и авторитаризме).
Разум — когнитивные процессы, дающие нам способность к объективному, отстраненному анализу.
Таким образом, реальные акты насилия зависят от взаимодействия этих свойств: сама человеческая природа не обрекает нас на постоянный уровень насилия. В частности, решение начать войну может быть спровоцировано любым сочетанием факторов, способствующих насилию. Если это решение не будет перечеркнуто мотивами, препятствующими насилию, то лицо, его принявшее, должно сколотить агрессивную коалицию, подстегивая агрессивные мотивы своих соотечественников и нейтрализуя мирные. Таким образом, превращение войны в реальность зависит от выстраивания целого ряда психологических процессов и нейтрализации сдерживающего влияния других психологических процессов, распределяемых через социальные структуры, которые связывают многих других людей. И нет никаких оснований ожидать, что сравнительная сила этих противоположных влияний должна оставаться неизменной на протяжении всей истории человечества.
3. Условные компоненты природы человека
Многие компоненты человеческой природы носят условный характер (подвержены влиянию среды), а не гидравлический (гомеостатический). Интуитивное представление о том, что пауза в войнах не может быть реальной, зачастую основано на ментальной модели, где побуждение к насилию выступает в качестве гидравлической тяги. В лучшем случае его можно разрядить или перевести в другое русло, но блокировать это побуждение до бесконечности нельзя. Гидравлическая модель человеческой мотивации глубоко укоренена в наше восприятие насилия. Психоанализ, этология и бихевиоризм (в обличье ослабления интенсивности влечения) придают ему «научность»; кроме того, оно вписывается в рамки кибернетического понятия гомеостазиса, где цепь обратной связи удерживает систему в постоянном равновесии, противодействуя любому дисбалансу. Соответствует оно и нашему субъективному опыту: человек не может бесконечно обходиться без пищи, воды или сна, и ему очень трудно сдерживать сексуальное желание, зевок, острые позывы чихнуть, почесаться или справить нужду.
Однако было бы большой ошибкой считать все реакции человека гомеостатическими. Во многом они носят приспосабливающийся, ответный или условный характер: обусловливаются сочетаниями воздействия среды, когнитивного и эмоционального состояния. Возьмем эволюционно обусловленную боязнь высоты, змей, заточения, глубокой воды и пауков. Даже если ваша фобия в отношении змей носит врожденный характер, вы можете прожить жизнь, не испытав этого страха, — пока вы не встретитесь с реальной змеей. Среди других примеров можно привести дрожь, сильную влюбленность или ревность.
Мотивы, ведущие к насилию, тоже не всегда носят гомеостатический характер. Есть основания полагать, что в нас постепенно накапливается импульс причинить кому-то вред, и его нужно периодически «разряжать». Насилие сопряжено со значительным риском увечья и даже смерти, если жертва защищается, если она и ее родственники решат отомстить, или если ее спровоцируют на упреждающие действия. Согласно теории естественного отбора механизмы приспособления меняются, когда ожидаемый ущерб от них превышает ожидаемую пользу. От гидравлического позыва к насилию изменений ожидать не стоит, но от условного, реагирующего на обстоятельства — можно. Среди этих обстоятельств можно назвать хищничество и эксплуатацию, когда возникает возможность эксплуатировать жертву без особого риска; доминантность, когда мужское эго индивида неожиданно ставится под сомнение перед важной для него аудиторией; мстительность — стремление наказать кого-то и и тем самым в конечном итоге предотвратить оскорбления или физический ущерб; ярость, когда кто-то, долгое время представлявший угрозу, вдруг оказывается в уязвимом положении. Если эти обстоятельства не проявятся — например, если человек ведет упорядоченную, «буржуазную» жизнь, не сталкиваясь с серьезными угрозами и оскорблениями, — любая склонность реагировать на них насилием будет дремать, наподобие страха перед ядовитыми змеями. Та же чувствительность к изменчивым условиям среды может, при соответствующем стечении обстоятельств, помешать политическим лидерам испытать импульс к вовлечению своих стран в войну.
4. Познание — открытая генеративная система
Среди различных психологических факторов, способных удержать нас от насилия, выделяется один: когнитивный аппарат, позволяющий человеку мыслить разумно. Разум — это комбинаторная система, способная порождать гигантское количество четких мыслей. Подобно тому, как из десятков тысяч слов в нашем лексиконе правила синтаксиса компонуют триллионы предложений, когнитивный процесс собирает еще большее число концепций из нашего ментального репертуара в неизмеримо огромное количество связных мыслей (Pinker 1994; Pinker 1997; Pinker 1999). В этом пространстве доступных человеческому разуму идей находятся убеждения, история, религия, идеология, суеверия, а также интуитивные и формальные теории, возникающие в результате наших размышлений и распространяемые с помощью языка в наших социальных сетях, где они корректируются, пересматриваются и комбинируются. При наличии должной социальной инфраструктуры — грамотности, открытости дискуссий, мобильности людей и идей, общей приверженности логической последовательности и проверке опытом — из этого «шума» то и дело рождаются научные открытия, глубокие математические истины и полезные изобретения.
Подобно тому как наш вид благодаря своему когнитивному потенциалу одолел язвы мора и голода, он способен применить эти способности для обуздания язвы войн. В конце концов, хотя пожать плоды военного успеха — это мощное искушение, рано или поздно люди не могут не осознать, что со временем победители и побежденные меняются местами, а потому для всех будет лучше, если можно как-то договориться одновременно отказаться от оружия. Проблема в том, как заставить другого опустить оружие одновременно с тобой — ведь пацифизм в одностороннем порядке оставляет страну незащищенной от агрессии все еще воинственных соседей.
Не нужно обладать богатым воображением, чтобы предположить: изобретательность и опыт человечества постепенно подключаются к решению этой проблемы, как в свое время они шаг за шагом оттесняли голод и болезни. Вот некоторые плоды человеческого познания, устраняющие у лидеров и народов стимулы к войне:
— Государство, обуздывающее соблазн эксплуатационного насилия, поскольку уголовное наказание сводит на нет предполагаемую от него выгоду. Это, в свою очередь, ослабляет у потенциальной жертвы искушение нанести превентивный удар по потенциальным агрессорам, вести себя воинственно, чтобы удержать их от нападения или отомстить после него.
— Ограничение полномочий государства, в том числе за счет демократического механизма, не позволяет властям допускать в отношении граждан больше насилия, чем необходимо для предотвращения преступлений.
— Инфраструктура коммерции, благодаря которой покупка вещей обходится дешевле, чем грабеж, а другие люди становятся ценнее живыми, чем мертвыми.
— Международное сообщество, способное пропагандировать нормы ненасильственного сотрудничества, представляющие собой более масштабные аналоги тех норм, что позволяют отдельным людям уживаться в быту и на работе.
— Межгосударственные организации, поощряющие коммерцию, разрешающие споры, разделяющие воюющие стороны, предотвращающие нарушения и карающие агрессию.
— Дозированная реакция на агрессию, включающая экономические санкции, международную изоляцию, символические декларации, тактику ненасильственного сопротивления и пропорциональные контрудары — в отличие от полномасштабного возмездия.
— Шаги по примирению — церемонии, памятники, комиссии по установлению исторической истины и другие официальные действия, подкрепляющие компромиссы между бывшими врагами, снижая у них импульсивное желание расквитаться по всем счетам.
— Гуманистические контридеологические принципы — концепции прав человека, братства людей, распространение сочувствия и осуждение войны, способные конкурировать на рынке идей с национализмом, милитаризмом, реваншизмом и утопическими идеологиями.
Эти и иные когнитивные инструменты, судя по всему, снижают вероятность того, что постоянные трения, характерные для взаимодействия между людьми, перерастут в военные конфликты (Russett, Oneal 2001; Long, Brecke 2003; Mueller 2004; Mueller 2010; Gleditsch 2008; Goldstein 2011; Human Security Report Project 2011). Многие из этих плодов человеческого разума фигурируют в теориях «либерального» или «кантианского» мира, и упоминание об этом мыслителе эпохи Просвещения здесь вполне уместно. Подобно другим столпам политической теории эпохи разума и Просвещения — например, Локку, Юму и Спинозе, — Кант размышлял и над благоприятными условиями для ненасилия, и над комбинаторными механизмами познания. Это сочетание интереса к политике и психологии, на мой взгляд, отнюдь не случайно.
Заключение
Можно ли считать «убыль» войн устойчивым изменением в состоянии человека, а не временным затишьем или «капризом» статистики, покажет только время. Надеюсь, однако, что мне удалось устранить хотя бы один источник скептического отношения к реальности этого феномена: интуитивное представление о том, что склонность к насилию, заложенная в человеческой природе, делает эту «убыль» невозможной. Речь идет не только о том, что снижение уровня насилия несомненно уже происходило в истории человечества, но и о том, что оно вполне совместимо с несентиментальным взглядом на несовершенного человека. Современная концепция человеческой природы, основанная на когнитивной науке и эволюционной психологии, говорит о том, что наш вид, при всех своих изъянах, обладает способностью обуздать собственную склонность к жестокости. Человеческая природа не сводится к одному качеству или импульсу: это сложная система, состоящая из многих элементов и включающая механизмы, как способствующие насилию, так и препятствующие ему. Более того, механизмы, порождающие насилие, не являются непреодолимыми гидравлическими силами, а представляют собой условные реакции на конкретные обстоятельства, способные со временем меняться.
Один из механизмов, препятствующих насилию, — это открытая комбинаторная система, способная рождать бесконечное число идей. И среди плодов этих идей есть институты, снижающие вероятность войны.
Литература
Gaddis 1989
Gaddis J.L. The Long Peace. New York: Oxford University Press, 1989.
Gat 2006
Gat A. War in Human Civilization. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Gleditsch 2008
Gleditsch N.P. The Liberal Moment Fifteen Years On // International Studies Quarterly. 2008. Vol. 52. № 4. P. 691–712.
Goldstein 2011
Goldstein J.S. Winning the War on War. New York: Dutton, 2011.
Holsti 1986
Holsti K.J. The Horsemen of the Apocalypse // International Studies Quarterly. 1986. Vol. 30. № 4. P. 355–372.
Howard 1991
Howard M. The Lessons of History. New Haven, CT: Yale University Press, 1991.
Human Security Centre 2005
Human Security Report 2005. New York: Oxford University Press, 2005.
Human Security Report Project 2007
Human Security Brief 2007. Vancouver, BC: HSRP, 2007.
Human Security Report Project 2011
Human Security Report 2009/2010. New York: Human Security Report Project, 2011.
Jervis 1988
Jervis R. The Political Effects of Nuclear Weapons: A Comment // International Security. 1988. Vol. 13. № 2. P. 80–90.
Keegan 1993
Keegan J. A History of Warfare. New York: Vintage, 1993.
Lacina, Gleditsch, Russett 2006
Lacina B., Gleditsch N.P., Russett B. The Declining Risk of Death in Battle // International Studies Quarterly. 2006. Vol. 50. № 3. P. 673–680.
Long, Brecke 2003
Long W.J., Brecke P. War and Reconciliation. Cambridge, MA: MIT Press, 2003.
Luard 1988
Luard E. The Blunted Sword. New York: New Amsterdam Books, 1988.
Mueller 1989
Mueller J. Retreat from Doomsday. New York: Basic Books, 1989.
Mueller 2004
Mueller J. The Remnants of War. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2004.
Mueller 2009
Mueller J. War Has Almost Ceased to Exist // Political Science Quarterly. 2009. Vol. 124. № 2. P. 297–321.
Mueller 2010
Mueller J. Capitalism, Peace, and the Historical Movement of Ideas // International Interactions. 2010. Vol. 36. № 2. P. 169–184.
Payne 2004
Payne J.L. A History of Force. Sandpoint, ID: Lytton, 2004.
Pinker 1994
Pinker S. The Language Instinct. New York: HarperCollins, 1994.
Pinker 1997
Pinker S. How the Mind Works. New York: Norton, 1997.
Pinker 1999
Pinker S. Words and Rules. New York: HarperCollins, 1999.
Pinker 2002
Pinker S. The Blank Slate. New York: Viking, 2002.
Pinker 2011
Pinker S. The Better Angels of Our Nature. New York: Viking, 2011.
Ray 1989
Ray J.L. The Abolition of Slavery and the End of International War // International Organization. 1989. Vol. 43. № 3. P. 405–439.
Russett, Oneal 2001
Russett B., Oneal J. Triangulating Peace. New York: Norton, 2001.
Впервые: The Decline of War and Conceptions of Human Nature // Peace, Love, & Liberty: War Is Not Inevitable / Ed. by T.G. Palmer. Ottawa, Ill.: Jameson Books, Inc., 2014.
