В последние годы возникает все больше и больше поводов для обсуждения отношений религии и общества (последний — дискуссии вокруг возможной передачи Исаакиевского собора Церкви), и неудивительно, что все чаще эти обсуждения перерастают в споры о религии и атеизме.
В этих спорах часто возникает соблазн опереться на «последние достижения науки» — то есть на работы т.н. «новых атеистов», таких как Ричард Докинз или Дэниел Деннет. Но их позиция во многих случаях представляется мне контрпродуктивной и ничуть не приближает нас к решению вопроса о том, как строить отношения с Церковью. Особенно мало помогает она тем, кто не испытывает пиетета перед этим институтом и склонен как минимум подвергать сомнению существование Бога в том виде, в котором о нем говорят представители крупнейших религий.
Во время редких дискуссий с последователями «новых атеистов» я часто сталкивался с убежденностью своих оппонентов в том, что любая критика взглядов Докинза и К° проводится в интересах религии и Церкви, поэтому сразу хочу сказать, что не принадлежу ни к одной церкви и не практикую ни одну из существующих религий. Вопрос о существовании Бога не кажется мне настолько важным, чтобы я стремился любой ценой на него ответить, — то есть для религиозного человека я буду, скорее всего, выглядеть атеистом. И, конечно, я выступаю за светский характер государства и полное отделение от него любой религии.
***
Теперь — несколько слов о том, что не нравится мне в позиции «новых атеистов».
Начну с того, что сами по себе их риторика и апелляция к научному знанию как высшей истине выдают в них последователей века Просвещения и позитивистской критики религии. Когда речь идет об опровержении «моральности» религии, они почти буквально цитируют работы французских философов XVIII века, от Вольтера до де Сада, приводя примеры преступлений, совершенных религиозными фанатиками, и обращая внимание на то, насколько чудовищно выглядят ветхозаветные запреты или «примеры для подражания». Сегодня этот список может быть дополнен за счет указания на патриархальный, гомофобский и ксенофобский характер, присущий большинству основополагающих религиозных текстов. Отсюда Докинз вслед за Вольтером делает вывод, что мир станет лучше, если «раздавить гадину», то есть уничтожить религию и Церковь.
Этот вывод представляется мне неубедительным потому, что игнорирует опыт ХХ века, который показал, что худшие черты «религиозного мракобесия» могут существовать и без веры в Бога и бессмертие души — достаточно вспомнить историю СССР, Китая или Кампучии. По итогам ХХ века выяснилось, что ксенофобия, нетерпимость и идеологическая зашоренность отлично существуют без Бога и веры в сверхъестественное — то есть у них другой источник и другие причины. Возможно, эти причины лежат в области зоопсихологии или теории социальных систем — но, так или иначе, в стране, где в течение семидесяти лет существовала атеистическая диктатура, немного глупо говорить, что ксенофобия и уничтожение инакомыслящих — это прежде всего результат веры в Бога и жизнь после смерти.
Аналогичным образом обстоит дело и со многими другими доводами «новых атеистов»: они игнорируют большую часть фактов и гуманитарных исследований последних ста лет.
Возьмем, для примера, вступление к книге Докинза «Бог как иллюзия», где автор пишет, что вообще не будет рассматривать Бога Эйнштейна и прочих пантеистов, потому что на самом деле все эти люди, конечно, были атеисты. Во-первых, этот способ ведения полемики нам хорошо знаком: давайте сначала придумаем себе оппонента, который говорит глупости, а потом докажем, что он дурак. Если же наш оппонент скажет что-то умное, то мы исключим это умное из рассмотрения. Во-вторых, именно осознание того, что вера в Бога может существовать без институциализированной религии, как раз и явилось одним из важных результатов ХХ века, наряду с тем фактом, что верующий в Бога человек не обязан верить в Бога, описанного в Библии, Коране и других традиционных текстах.
Кроме этого, Докинз постулирует, что любая религия связана с верой в сверхъестественного Бога-творца. Этот тезис неплохо звучал в XVIII и XIX веке, но сегодня мы знаем, что как минимум одна из крупнейших мировых религий — буддизм — является атеистической религией, то есть религией, которая обходится без идеи всесильного Бога, создавшего мир. Буддисты, конечно, любят говорить, что это не религия, а учение, — но традиционный атеист легко находит в буддизме большинство религиозных признаков: церковную иерархию и ритуалы, веру в сверхъестественное и в жизнь после смерти. Иными словами, и здесь Докинз идет вслед за просветителями и сводит критику религии к критике авраамических религий, игнорируя накопленное в ХХ веке знание о неевропейских религиозных системах.
Принято считать, что главной инновацией, внесенной Докинзом в критику религии, является его теория мемов (на нее ссылаются также Деннет и Буайе). При всей привлекательности этой теории — особенно в эпоху соцсетей — надо отметить, что она не дает ответа на важный вопрос: почему в разных частях планеты сформировались различные религии, объединенные тем не менее общими представлениями о сверхъестественной гармонии, пронизывающей наш мир? Между тем нейрофизиология мозга и многочисленные исследования, проводимые в последние полвека, показывают, что существуют определенные нейрохимические механизмы, обеспечивающие появление в человеческом сознании того, что принято называть мистическим опытом.
Игнорирование этих научных данных позволяет Докинзу настойчиво обращаться к расселовской метафоре «космического чайника», высказанной английским философом в работе 1952 года: «Если бы я принялся утверждать, что между Землей и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите вращается фарфоровый чайник, никто не смог бы опровергнуть мои утверждения, добавь я заранее, что малые размеры чайника не позволяют обнаружить его даже при помощи самых мощных телескопов. Однако, заяви я далее, что, поскольку мое утверждение невозможно опровергнуть, разумное человечество не имеет права сомневаться в его истинности, мне справедливо указали бы, что я несу чушь. Но если бы существование такого чайника подтверждалось древними текстами, о его подлинности твердили по воскресеньям с амвона и мысль эту вдалбливали с детства в головы школьников, то неверие в его реальность казалось бы странным, а сомневающихся передавали бы в просвещенный век на попечение психиатров, а в Средневековье — в опытные руки инквизиции».
Я оставлю за скобками соображения о том, что Рассел, как логик, довольно много занимался структурой истинности высказываний с отсутствующим (или недоказуемо присутствующим) субъектом и без этого контекста его шутка про чайник теряет часть смыслов, которые он, вероятно, имел в виду. Куда важнее, что сегодня религия легитимизируется не через «древние тексты» и «проповеди с амвона», а прежде всего через упомянутый выше мистический опыт — в том числе химически стимулируемый. Сегодня оппонент Рассела мог бы возразить ему, что, когда изобретут вещество, под воздействием которого статистически достоверное количество людей будут «видеть» космический чайник, тогда и можно будет уравнять чайник с тем Богом, присутствие которого многие люди ощущают под воздействием психоделиков.
Разумеется, я вовсе не имею в виду, что ЛСД или псилоцибин доказывают существование Бога. Важно то, что даже если не существует Бога, то его все равно не существует несколько иначе, чем расселовского чайника, хотя бы потому, что идея Бога возникает в человеческом мозгу несколько легче, чем идея космической посуды.
Завершая разговор о книге Докинза «Бог как иллюзия», хочется заметить, что это очень американская книга. Возможно, для борьбы с американскими христианскими фундаменталистами важно знать, были ли атеистами отцы-основатели. Мне же соответствующая глава интересна разве что в свете известного анализа текста Декларации независимости, проведенного Жаком Деррида и Жан-Люком Нанси. Но внутри России для противостояния Мизулиной и иже с ней эта книга кажется мне абсолютно бесполезной и даже вредной.
***
Здесь мне хотелось бы остановиться в разборе книги Докинза. Суммирую в заключение, в чем мне видятся основные недостатки его подхода:
– игнорирование данных социальных наук и исторического опыта ХХ века;
– игнорирование данных нейрофизиологических исследований мозга, в том числе связанных с мистическим опытом, медитацией и так далее;
– игнорирование того, что в ХХ веке стало ясно: идея Бога может существовать без религии, религия может существовать без Церкви, а вера в посмертное бытие — без веры в Бога.
Все это Докинз игнорирует более или менее сознательно. Добавим к этому безапелляционный тон («Ни один здравомыслящий человек не допустит, чтобы факт недоказуемости вымысла летающих чайников и фей послужил решающим доводом в важном споре» — апелляция к «здравомыслящему человеку» вызывает лично у меня только неловкость за автора) — и станет понятно, почему человек, потративший какое-то время на осмысление опыта ХХ века, испытывает при чтении «новых атеистов» чувство неловкости и скуки.
В чем же причина популярности книг «новых атеистов»? Я думаю, что их аудитория — это малообразованные в гуманитарной области люди, которые верят в науку и не верят в Бога. Прочитав «Бог как иллюзия», они могут воскликнуть: «О! Я тоже всегда так думал!» — и испытать чувство удовлетворения.
Удивительно, что при обсуждении взглядов Докинза приходится часто слышать ссылку на его авторитет как ученого-биолога — между тем ссылка на высокий научный авторитет таких математиков, как Фоменко и Шафаревич, ничуть не делает «Новую хронологию» первого и «Русофобию» второго ни более убедительными, ни более «научными».
Разумеется, все сказанное выше — это только рассказ о моем личном читательском опыте, и я могу предположить, что другие люди действительно находят в книгах Докинза и Деннета важные и незнакомые им раньше мысли и идеи. Возможно также, что какие-то работы этих авторов, прошедшие мимо меня, свободны от перечисленных выше недостатков.
***
Возможно, причина моего сдержанного отношения к «новым атеистам» заключается в том, что я сам вырос в глубоко атеистической семье: уже моя прабабушка, родившаяся еще в XIX веке, не верила в Бога. В отличие от адресата лекции Деннета мне совсем не трудно сказать: «Да, я атеист». Но в моей атеистической семье было принято с легким недоумением относиться к атеистам позитивистского толка — и критическое отношение к доводам типа «Космонавты в космос летали, а Бога не видели» или «Если вы не верите в то, что девственница могла родить ребенка, то вы атеист» совершенно не мешало моим бабушкам и дедушкам оставаться атеистами. Мне важно это отметить еще и потому, что многие поклонники Докинза считают, что критика его книг приведет к разрушению атеизма и торжеству фундаменталистской религиозности в стиле одной запрещенной в РФ организации или Милонова (разрешенного в РФ).
Между тем существует направление атеистической мысли, отличающееся от позитивистского атеизма типа энциклопедистов и Докинза. Речь идет о философах и писателях, которые, отрицая существование Бога и вечной жизни, тем не менее выступали продолжателями многовековой религиозной традиции. Фридрих Ницше выдвинул идею «смерти Бога», Жорж Батай исследовал связь трансцендентного и непристойного, Альбер Камю описывал попытки стать «святым без Бога», а Жак Деррида изучал «следы» трансцендентного, которые мы можем обнаружить в любых текстах, принадлежащих к нашей культуре.
Можно назвать еще множество имен мыслителей, которых объединяет то, что при критическом отношении к Церкви и авраамическим религиям они внимательно исследуют мистический и трансцендентный опыт, анализируя его влияние на человеческую жизнь и культуру. На мой взгляд, именно их работы служат хорошим противоядием от примитивизма и ксенофобии традиционных религий.
Я бы не стал писать эту статью, если бы не та тревога, которую вызывает стремительное сужение в наши дни «пространства мышления», зажатого между фундаменталистами и мракобесами всех мастей с одной стороны и вторичными и примитивными «новыми атеистами» — с другой.
Этой статьей мне хотелось призвать читателей InLiberty быть внимательней и помнить, что сегодня главные враги свободной мысли в любой области, от политики и экономики до обсуждения религии, — это такие приемы, как упрощение, примитивизация и сознательное оглупление оппонента. Давайте не пользоваться ими даже в самых благих целях.
Автор выражает благодарность Александру Гаврилову, Глебу Чернявскому, Екатерине Кадиевой и Дмитрию Виноградову, без обсуждения с которыми статьи Дмитрия Узланера этот текст не был бы написан.
