Проект InLiberty «Зомби-идеи» посвящен устаревшим концепциям, которые сохраняют популярность в настоящем. Мы уже расправились с четырьмя зомби: государственником, геополитиком, благодетелем и воспитателем.
В пятой лекции публицист, правовед и экономист Дэвид Фридман упокоит зомби-провидца, который пытается управлять будущим.
Дэвид Фридман: Сегодня мы поговорим о будущем и как к нему готовиться. Есть два пути реагирования на изменения. Вы можете пытаться их контролировать либо адаптироваться. Например, если брюки начинают мне жать, то я могу купить такие же на размер больше, либо сесть на диету. На индивидуальном уровне относительно легко предугадать, какая стратегия окажется лучше. Но если мы говорим о больших общностях и глобальных проблемах — рост населения, климатические изменения, — то почти всегда оптимальным выбором будет адаптация к будущему, а не попытки его контролировать или искусственно направлять.
Вы можете пытаться воздействовать на климатические перемены, используя меньше ископаемых видов топлива и снижая выбросы CO2. Или вы можете подождать 80 или 90 лет. За это время, то есть к концу этого столетия, уровень Мирового океана вырастет на один метр. Можно просто нарастить дамбы на этот метр. Если вы фермер и сталкиваетесь с ростом температур на несколько градусов, то начинаете выращивать культуры, которые сейчас возделывают на несколько сот километров южнее. Таким образом вы приспосабливаетесь к глобальному потеплению.
Зомби-подход в данном случае — попытки контролировать будущее, в то время как оптимальная стратегия — понять, что произойдет в будущем, и адаптироваться к нему. Есть несколько причин, по которым я думаю, что обычно попытки направлять будущее ошибочны. Во-первых, чтобы это получалось, вам нужно знать, какое будущее нас ждет. Я впервые столкнулся с этой ситуацией 50 лет назад, когда все опасались конца света из-за роста населения, а не по причине глобального потепления. Были прогнозы, которые сулили вспышки голода в глобальном масштабе, угрожающие гибелью сотням миллионов человек. Считалось, что это неизбежно и все, что остается, — решить, кто должен выжить, а кто — умереть. Ничего этого не произошло. Более того, мы наблюдаем обратное. Количество потребляемых калорий на душу населения в беднейших странах выросло. Сейчас ожирение — это проблема не только богатых, но и бедных. Такая ситуация случилась впервые в истории. Этот пример показывает, что любые попытки как-либо повлиять на рост населения могут не улучшить, а, наоборот, ухудшить положение дел.
Давайте теперь обсудим один из основных мировых вызовов — глобальное потепление. Какие изменения климата происходят на самом деле и к чему они приведут? Это более сложные вопросы, чем кажется подавляющему большинству людей. Например, сейчас более или менее очевидно, что выбросы CO2 приводят к потеплению, но наука пока не может точно определить его степень. Я слежу за прогнозами Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC). Однажды я решил перечитать их первые три доклада с вариантами роста температур. В первом из них приводился разброс, при которой реальные показатели даже не достигли нижней границы. Во втором и третьем докладе данные стали точнее, однако они по-прежнему ошибались. Это не значит, что они проделали плохую работу. Климат — в значительной степени непонятое явление. Восприимчивость климата — то есть насколько повысится температура из-за выброса определенного количества CO2 — по-прежнему не выясненный феномен. И это еще простейший уровень.
Помимо непосредственно повышения температуры, мы не можем с точностью предсказать его последствия. В предпоследнем — четвертом — докладе IPCC говорится, что потепление вызовет засухи. Однако в пятом докладе от этого вывода отказались — было решено, что для этого не хватает доказательств. В разных местах вы можете прочитать, что глобальное потепление может вызывать ураганы и смерчи. Это не моя специализация, но часть климатологов во всем этом не уверены. По другой теории, глобальное потепление уменьшит количество ураганов, но сделает их сильнее. Поэтому даже если мы уверены, что рост выбросов CO2 приведет к потеплению, его результаты сложно детально предсказать.
Кроме того, мы даже не знаем, что произойдет с выбросами CO2 на протяжении относительно длительного времени. Солнечная энергия дешевеет. На каком-то этапе люди откажутся от ископаемого топлива в ее пользу. Как, в каком объеме и прочее — мы всего этого не знаем.
Наконец, даже если мы получим сведения об объемах выбросов CO2 и поймем, как они повлияют на климат, будет сложно оценить влияние изменения климата на людей. Совершенно не очевидно, сумеют ли фермеры в жарких странах адаптироваться к росту температур, получится ли у жителей северных государств выращивать культуры, которые ранее росли только в теплом климате. Другой практически не исследованный вопрос — увеличение CO2 в воздухе приводит к снижению кислотности (pH) Мирового океана. Вода в нем становится нейтральной. К чему это приведет? Как это повлияет на морскую флору и фауну?
Отсутствие надежной информации о глобальном потеплении характерно не только для его негативных эффектов. Скорее, мы просто не видим всей картинки, в том числе и положительных моментов. Таким образом, мы не можем «взвесить» все плюсы и минусы. Обратите внимание: когда мы обсуждаем глобальное потепление, то практически всегда исходим из того, что это опасное, плохое явление. И мне в этом видится консервативная предвзятость. Почему перемены всегда должны вести к худшему?
Да, действительно, потепление приведет к росту уровня Мирового океана. Но он будет далеко не так значителен. Большинство склонно преувеличивать эту опасность. IPCC прогнозирует, что к 2100 году уровень Мирового океана поднимется на метр. Я читал расчеты для Восточного побережья Соединенных Штатов. Повышение океана на метр отодвинет линию побережья лишь на сто метров. Это незаметный для карт показатель. Но для каких-то точек даже метр — это много. Например, в дельте Нила. В меньшей степени в опасности находится Бангладеш. Однако в мировом масштабе ничего не изменится, потому что уровень океана и так колеблется. Тем не менее рост Мирового океана можно в целом отнести к негативным эффектам.
С другой стороны, сейчас использование земель для сельского хозяйства климатически ограничено не из-за жары, а, наоборот, из-за холода. Экватор заселен, а полюса — нет. Потепление увеличит возможности для агросектора, и это тоже нужно учитывать.
Когда говорят о потеплении, то предупреждают, что жаркое лето будет убивать. Это верно. Но холодные зимы делают то же самое. В британском журнале The Lancet недавно была публикация, в которой сравнивалось количество смертей от холода и жары. Оказалось, что от холода погибают в 20 раз больше. Неизвестно, как эта пропорция изменится из-за глобального потепления.
Есть и другой положительный эффект. Рост CO2 в воздухе приводит к повышению урожайности, потому что углекислый газ стимулирует фотосинтез. Сельскохозяйственные культуры делятся на две группы. Я их называю С3 и С4. Растения из С3 дают 30%-ное увеличение урожайности при двукратном росте объемов углекислого газа в воздухе. Урожайность культур C4 тоже увеличивается, но гораздо меньше. Большая часть сельскохозяйственных растений принадлежит к группе C3, некоторые важные культуры — к C4. С большей долей уверенности можно утверждать, что глобальное потепление сопровождается повышением содержания CO2 в воздухе. Таким образом, мы можем рассчитывать на рост урожайности.
Поэтому мой вывод: мы не до конца понимаем, должны ли мы бороться с глобальным потеплением или его поощрять. И даже если ответ будет положительным — мы не знаем, как противостоять потеплению.
Вернемся к другой, более старой глобальной проблеме: перенаселение. В Китае долгое время действовала программа «Одна семья — один ребенок». В Сингапуре также пытались ограничивать рождаемость. В КНР постепенно пришли к выводу об ошибочности такой практики. Сингапур теперь пытается поощрять рост населения. В России и других европейских государствах волнуются из-за снижения рождаемости и старения населения. Получилось, что политика, призванная решить конкретную проблему, оказалась ошибочной. При этом опять же возможно, что через двадцать лет перенаселение вновь станет опасной угрозой. Для больших сложных вызовов на длительном временно́м отрезке существует слишком много переменных, чтобы мы могли контролировать будущее. Мы его просто не понимаем.
В экономической плоскости существует трагедия общин. То есть, выгоду от ваших действий получат другие люди, поэтому у вас нет стимулов что-то делать в конкретной сфере. Государство стремится снизить выбросы двуокиси углерода, но у отдельных лиц или компаний нет причин хотеть того же: они знают, что их конкретный вклад будет минимальным. Поэтому, если вы хотите сделать эту политику действенной, вам придется заставить всех уменьшить выбросы. Проблема трагедии общин существует не только на национальном, но и на международном уровне. Например, если Швеция снижает выбросы CO2, то основную выгоду получат другие страны. Таким образом, у Стокгольма нет поводов это делать.
Перемены из-за глобального потепления по-разному будут влиять на государства. Например, для северных стран оно, скорее, будет плюсом, в то время как для Индии, где уже на значительной части страны слишком жарко для проживания человека, потепление грозит стать катастрофой. Президент Владимир Путин заявлял, что не верит в глобальное потепление. Но я думаю, что он в него все-таки верит. Достаточно посмотреть на карту России — большая часть вашей страны будет рада, если там станет чуть теплей. Я могу ошибаться, я не знаю, как мыслит Путин, но мне это кажется очень вероятным сценарием.
Альтернатива контролю за будущим — адаптация к нему. Если вы приспосабливаетесь, то вам не нужно заглядывать на сотни лет вперед. Достаточно понять, что происходит сейчас. Поднимается уровень мирового океана — нужно строить дамбу повыше. И не нужно возводить дома поблизости от моря. В конце концов, голландцы уже несколько столетий живут на территории, которая находится ниже уровня моря. Для этого им было достаточно средневековых технологий. Вам не нужно предсказывать будущее, достаточно просто быть наблюдателем. Один американец как-то сказал: «Прогнозировать сложно. Особенно если дело касается будущего».
Приспособление к будущему проще совместить с частной выгодой. Я адаптируюсь — и получаю прибыль. Например, фермер может начать выращивать другие культуры, лучше подходящие под жаркий климат, и получать хорошие урожаи. Благополучие других фермеров от этого никак не изменится к худшему, но они могут последовать моему примеру.
Иногда адаптация необходима в большем масштабе. Невозможно строить по дамбе для каждого дома в Бангладеш. Тем не менее вполне возможно возвести ее в масштабе города. Чем меньше людей, тем проще координировать их усилия. Таким образом, у стратегии приспособления есть два преимущества: не нужно предсказывать будущее, а инициатива перемещается на частный уровень. Люди быстро реагируют на перемены. Даже в случае масштабных событий проще организовать взаимодействие не на мировом, а на каком-то местном уровне, который не требует участия всего человечества.
Если вы будете уменьшать выбросы CO2, то, возможно, вам удастся затормозить глобальное потепление. Однако получится, что вы смогли предотвратить не только негативные, но и позитивные последствия. Меньше людей будут умирать из-за жаркого лета, в то же самое время больше пострадает от холодных зим.
Но если вы адаптируетесь, то становится возможным минимизировать отрицательные эффекты, сохранив при этом положительные. Перемены климата вызовут массовую миграцию на север — в Канаду, на Аляску, в Россию или Скандинавию. Перемещение большого количества людей — масштабный процесс, но мы говорим о длительных временны́х промежутках. Когда мои дедушка и бабушка приехали в США — незадолго до Первой мировой войны, — эта страна принимала до миллиона переселенцев в год. За столетие может переехать огромное количество людей.
Я утверждаю, что если вы приспосабливаетесь к будущему, то вы получаете благоприятные перемены и в то же время можете минимизировать или совсем убрать негативные последствия. Адаптация становится лучшей стратегией, чем попытки остановить наступление будущего. Один американский писатель однажды предположил, что в будущем общество разделится на два политических лагеря. В одном окажутся люди, которые будут рассматривать будущее как нечто, что нужно предотвратить, не дать этому случиться. Это консерваторы. В другом будут те, кто считает будущее неизбежным, кто рассчитывает получить выгоду от перемен, кто сможет принять неблагоприятные изменения.
Я думаю, что будущее гораздо менее предсказуемое, чем мы привыкли думать. Мы не знаем, каким оно будет. Моя последняя книга — «Несовершенное будущее» — посвящена возможным технологическим революциям и их последствиям. После ее выхода в свет я был приглашен прочитать лекцию в Google. Я говорил, что есть способы погубить человечество гораздо быстрее, чем с помощью глобального потепления. С другой стороны, человечество через сто лет может жить неизмеримо лучше, чем сейчас.
Вернемся к глобальному потеплению. Несколько дней назад я читал лекцию в Грузии. Это было мое первое посещение этой страны, но не первый раз, когда я там выступал. Как так? Менее года назад я читал лекцию из своего дома в Сан-Хосе в Калифорнии. У меня был только компьютер с видеокамерой. Аудитория в Грузии, как и я, тоже просто смотрела в компьютер. Я видел их, а они — меня. Так я выступал в Грузии, не ступив на ее территорию. Я вспомнил об этом эпизоде, потому что он иллюстрирует прогресс в виртуальной реальности. Мы можем путешествовать, не покидая нашего дома. Это означает меньшую загруженность дорог и авиалиний. И меньший выброс CO2.
Я помню, что на каком-то этапе задумался, что виртуальная реальность может стать настолько хороша, что люди будут находиться в ней часами. А потом меня осенило, что это уже вошло в наш мир. Настоящие высокие технологии — это не программа, с помощью которой я могу увидеть мир. Это человеческое воображение. С доступными мне устройствами, то есть с монитором и микрофоном, я мог бродить по континенту Азерот в онлайн-игре WorldofWarcraft. Там я мог общаться с другими людьми, но взаимодействие происходило исключительно онлайн.
Если довести виртуальную реальность до абсолюта, то она станет чем-то похожа на сон. В конце концов, часть нашей жизни мы проводим во сне, где видим и чувствуем вещи, которых на самом деле нет. Стоит нам увеличить наши знания о мозге, как станет возможным отказаться от экрана и микрофона, а информацию загружать прямо в наше сознание. Можно будет выстроить иллюзию, что вы живете на калифорнийском побережье и пробуете суши. Вкус не происходит на языке, это ощущение возникает в мозгу. Вообразите себе будущее, в котором мы все находимся в крошечных отсеках и питаемся соевым пюре, но все это происходит только с физическими телами. А наше сознание обитает в лучших местах планеты, мы потребляем нашу любимую еду, будь то мороженое или борщ. В этом будущем вы можете оказаться к старости. И оно не имеет ничего общего с нынешней реальностью.
К слову, о старости. С этим сложно смириться, но сейчас каждый из вас умирает от неизлечимой болезни. Она зовется старостью. Люди всегда умирали от старости. Если вы думаете о ней с биологической точки зрения, то в каждой клетке вашего тела есть ДНК с полной информацией о вас. Она существует в сотнях миллионов копий. Ваше тело можно восстановить. Но это тяжело, и пока мы не научились этого делать. С другой стороны, за последние сто лет мы узнали о себе больше, чем за прошедшие 500 тысяч лет. Когда врач до 1920-х годов обещал вас вылечить, то он обычно врал. Были некоторые исключения, например цинга. Но в большинстве случаев врач мог только прогнозировать. То есть существовали варианты между «У вас это пройдет через неделю» и «Вам лучше написать завещание». Лишь в редких случаях врач мог предпринять что-то действенное.
Есть множество богатых и могущественных пожилых людей, которые не хотят умирать. Они вкладывают много средств в победу над старостью, так что в будущем мы можем ждать существенный прогресс. Для меня, боюсь, будет слишком поздно, хотя я еще надеюсь. Но у вас, у моих детей и внуков есть шанс.
Представьте мир без пожилых. С одной стороны, это хорошо, и плохо — с другой. Если бы старость научили предотвращать 60 или 70 лет назад, то Испанией по-прежнему правил бы Франсиско Франко, а самый известный грузин — Советским Союзом. Ну или, по крайней мере, он мог быть правителем, когда эта страна начинала разваливаться. Что он мог предпринять с ядерным оружием — неизвестно. Будут и недостатки. Иногда говорят, что наука движется вперед только потому, что старые ученые умирают. Если они перестанут это делать — мир станет совсем другим.
Один из вопросов, которые мы все себе задаем: что я? Что такое человек? Думаю, что мы — это компьютерная программа, записанная на наш мозг. Компьютер похож на человека. Если отрубить у меня руку, то я останусь собой. То же самое будет и с ногой. Но если уничтожить мозг, то я закончу существование, перестану быть собой. Мозг — это компьютер, и его устройство определяет человека и его личность. Мы делаем все более и более мощные компьютеры. На каком-то этапе мы сможем делать их похожими на людей. Они будут думать, верить и чувствовать, как люди. И это здорово. Но сразу возникает проблема. Компьютеры становятся всё умней, а мы — нет. Футуролог Рэй Курцвейл прогнозирует, что через 30 лет искусственный интеллект догонит человеческий. То есть если вычислительная мощность компьютеров продолжит удваиваться за десть лет или сопоставимый срок, то через 30 лет они сравняются с нами, а через 40 или 50 по сравнению с ними мы станем… никем. Мы будем жить на одной планете с существами, которые несопоставимо умнее нас. Это одна из трех опасностей, которая может угрожать всему человечеству. Компьютеры могут решить, что человечество — это излишество.
Я хочу завершить лекцию своей главной идеей: предсказание будущего на каких-либо продолжительных временны́х отрезках за пределами самого ближайшего — глупость, зомби-идея. Мы должны извлекать максимум возможного из благоприятных изменений и справляться с негативными. Спасибо!
***
19 июня американский журналист Рэдли Балко продолжит цикл «Зомби-идеи». Он выступит с лекцией «Зомби-прокурор», посвященной издержкам правосудия.
