Речь на этот раз пойдет не о нынешнем президенте США, но в порядке эпиграфа стоит отметить, что он уже второй раз отказывается от приглашения выступить на ежегодном съезде Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP). Это старейшая в США неправительственная организация, основанная в 1909 году группой афроамериканцев и белых, ее программа вполне умеренная и не предполагает расовых эксцессов. И если в прошлом году у Дональда Трампа была уважительная причина (съезд NAACP совпал по времени со съездом Республиканской партии), то в нынешнем отказ не сопровождался особыми объяснениями. Можно, однако, напомнить, что президент, в числе ближайших советников которого есть так называемые «белые националисты», предпочитает выступать на таких форумах, где царит атмосфера безусловного обожания, а в данном случае ничего подобного ожидать не приходилось. Предшественники Трампа — и Барак Обама, и Джордж Буш-младший — такие приглашения принимали.
Но это лишь один признак текущей напряженности межрасовых отношений, на правом фланге политического спектра. На левом дело обстоит ничуть не лучше. Студенты ряда колледжей и университетов, в том числе элитарных, протестуют против выступлений приглашенных знаменитостей, чье мировоззрение им не нравится, в том числе таких, с чьими взглядами на расовые проблемы они не согласны, и эти протесты нередко выливаются в насильственные акции. В марте этого года одному из таких приглашенных, политологу Чарльзу Муррею, студенты-активисты сорвали выступление в колледже Миддлбери, где не обошлось и без рукоприкладства.
Муррей известен в первую очередь своей гипотезой, согласно которой интеллектуальный коэффициент (IQ) афроамериканского населения США ниже, чем у белого, в значительной мере благодаря расовой генетике, и именно этот пункт был детонатором протестов. Независимо от содержания истины в этом аргументе, затыкание рта — вряд ли лучший способ опровержения. А что делать в случае, если мнение, которое нам крайне неприятно, соответствует истине? Я вовсе не хочу сказать, что Муррей прав, — просто мы имеем дело с предположением, по поводу которого наука пока не пришла к точному заключению, и сомнительно, что придет в ближайшее время или вообще. А если вдруг придет — и оно нам не понравится?
У Джона Макуортера, профессора Колумбийского университета, преподающего там лингвистику, философию и историю музыки, есть на этот счет мнение, отличное от мнения как правых, так и левых. При этом он совсем не пытается отыскать золотую середину — истину таким образом не обретешь, в споре свифтовских «остроконечников» и «тупоконечников» не побеждает тот, кто предлагает начинать облупливание яйца с середины. Макуортер считает, что весь спор не имеет смысла и от него лучше отказаться. Он не отметает проблемы, как это делают многие из левых оппонентов Муррея, и исходит из предположения, что IQ действительно отражает некий объективный параметр умственного развития человека, помогающий предсказать его дальнейшие успехи в обществе, где упор делается на точные науки и информационные технологии. Что касается его собственных взглядов, он полагает, что очевидная разница между средним IQ афроамериканской и белой популяций в основном обусловлена их культурной историей, но при этом подчеркивает, что он не специалист, и допускает, что противоположная точка зрения тоже может иметь под собой основания, хотя никакого «научного» вердикта мы пока не имеем. И однако, считает Макуортер, весь ожесточенный спор ведется ни о чем, от него лучше отказаться в ожидании такого вердикта.
В «честном» споре о расовых различиях, то есть в таком, который ведется не посредством сжигания крестов толпой в балахонах или швыряния стульев в лектора, Макуортер предполагает три возможных цели, ни одна из которых не сулит ничего «прогрессивного» или «конструктивного». Изложу своими словами для краткости. Во-первых, уж если разница в IQ обусловлена генетикой, надо отказаться от всех попыток исправления исторической несправедливости и смириться с тем, что темнокожие люди всегда будут чаще встречаться в нижних этажах социума, чем в верхних. Но подобная расовая «объективность» для большинства современных американцев попросту неприемлема и отвратительна, она опрокидывает нас в позорное прошлое — куда, собственно, и зовут белые националисты. Другой вариант — признать эту разницу и удвоить усилия по оказанию помощи обиженным природой. И третий — попросту отказаться от таких оценок и «праздновать» любые варианты достижений, характерных для каждой расы, будь то Нобелевская премия по физике или высокая результативность в баскетболе. Макуортер отметает все эти варианты, подчеркивая тот факт, что цена интеллекта в современном технократическом обществе явно выше, чем цена любых культурных (в широком смысле) достижений, и ни один из предлагаемых способов расовую разницу не сотрет. И даже не в этом он видит главное препятствие.
Те, кому сама идея подобного вывода внушает отвращение, включая меня, вправе пребывать в уверенности, что нравственное развитие Запада, каким бы сбивчивым и несовершенным оно ни было, воздвигло барьер на пути примирения с расовой стратификацией… В особенности образованные американцы сегодня практикуют не что иное, как антирасистскую религию, которая никогда не смирится с подобным образом мыслей, полагая его архаичным и морально неприемлемым.
В целом Макуортер считает, что, пока у нас нет серьезных научных заключений по этой проблеме, все споры о ней — чисто идеологическая война, лишенная серьезных аргументов, и наша жизнь станет только лучше, если мы ее прекратим. С этой мыслью я не могу не согласиться, но она кажется мне недоговоренной, и главный камень преткновения — вот это упоминание об «антирасистской религии», поверхностно верное, но заслуживающее более тонкого анализа. В конце концов, коль скоро мы апеллируем к науке, религия — слабый довод. Иные религии временами рекомендуют истреблять иноверцев.
Предположим, мы обнаружили в джунглях Амазонки изолированное племя, резко уступающее нам в интеллектуальном развитии, то есть в том самом параметре, который замеряет IQ. Некоторые представители этого племени принимают решение жить и работать среди нас и пытаются добиться успеха более или менее на равных с нами. Будем ли мы трактовать этих людей как «братьев меньших», со снисхождением и жалостью, угнетать их как низшую расу, или будем относиться к ним как к равным себе, заслуживающим одинакового с нами уважения к их достоинству и автономии? А если предпочтем последний вариант, то будем ли ожидать безоговорочного вывода ученых о том, что они этого заслуживают? Вряд ли, потому что наука не имеет к этой нравственной позиции никакого отношения. Наука вообще имеет мало общего с моралью. Принцип всеобщего равенства и одинакового достоинства не вытекает ни из какого закона физики, он представляет собой нравственный постулат, краеугольный принцип либерализма. Забудем вообще о расе: у любого из нас есть друзья и близкие, которые либо умнее нас, либо наоборот, и мы не градуируем свое отношение к этим людям соответственно показателю их IQ.
Лозунг равенства ввела в обиход французская революция, но авторство принадлежит не ей, а философам, теоретикам либерализма: Джону Локку, Иммануилу Канту и ряду других. Их, мягко говоря, читал далеко не каждый. В любом случае никто из этих мыслителей ни на какие достижения науки не опирался, они постулировали нравственный принцип, который сегодня встроен в наше сознание и предшествует любым научным данным, хотя еще сравнительно недавним предкам мог показаться нелепостью и произволом — тут вспоминается киплинговское «бремя белых», пресловутая «желтая опасность» и вся идеология рабовладения.
Принцип, о котором идет речь, не имеет отношения к расовым, социальным и другим подобным группам — он определяет наше отношение к индивиду, любому человеку, независимо от его расы, пола, религии или сексуальной ориентации. Увы, сегодня атрибут групповой принадлежности превратил любой спор о равенстве, в том числе расовый дискурс, в отравленный колодец, питье из которого одинаково вгоняет в интеллектуальный ступор как левых, так и правых.
В изложенной позиции есть одна деталь, не очень очевидная для российского читателя. Джон Макуортер позволяет себе излагать эти заведомо крамольные мысли с такой откровенностью потому, что он сам афроамериканец и опирается, в частности, на собственный семейный опыт. То есть в глазах блюстителей политкорректности у него есть своеобразная «справка». Даже это, впрочем, не защищает его от нападок слева, от вероятного прозвища Дядя Том, то есть коллаборант. Характерно, что эссе Макуортера опубликовано в правом периодическом издании — вполне, впрочем, респектабельном.
Как бы то ни было, мораль — не религия, а модель поведения в проблемной ситуации, впаянная в нашу совесть. Отвращение к расизму, на какие бы ученые выкладки он ни опирался, к сожалению, еще далеко не универсально, но никакими научными доводами его не подкрепишь и не опровергнешь. Не так уж трудно, при известной склонности к парадоксам или нравственном параличе, выстроить «научный», т.е., к примеру, биологический аргумент, доказывающий, что грабеж, изнасилование и даже геноцид могут быть оптимальной стратегией выживания. Но морального аргумента он не побивает, подобно тому как самый лучший боксер не получает преимуществ в шахматах над гроссмейстером.
