Никто из предшественников Дональда Трампа не пытался управлять страной с помощью Twitter, и, наверное, не только потому, что Twitter во времена этих предшественников еще не было. А вот сегодня это даже не одна из возможных альтернатив, а предпочтительный для исполнительной власти метод. К примеру, президент США объявляет в социальной сети, что трансгендеры, вопреки всей прежней политике и его собственным обещаниям, больше не будут служить в вооруженных силах. Военное командование, с которым никто не проконсультировался, — в полном недоумении и, в ожидании менее виртуальных инструкций, оставляет в силе прежние правила. Однако несколько тысяч таких трансгендеров на действительной службе остаются в еще большем недоумении.
Еще раньше, с помощью того же Twitter, Дональд Трамп двинулся в атаку на собственного министра юстиции Джеффа Сешнса. Тут, пожалуй, надо войти в некоторые подробности дела. Сешнс, один из самых консервативных сенаторов и не самый рьяный сторонник меньшинств и гражданских прав, был первым высокопоставленным представителем республиканского истеблишмента, поддержавшим кандидатуру Трампа, и пост руководителя одного из ведущих министерств явно достался ему в награду именно за это. Откуда же вдруг такое быстрое разочарование?
Дело в том, что вскоре после утверждения кандидатуры Сешнса выяснилось, что в ходе предшествовавших этому утверждению слушаний он утаил от коллег по Сенату свои встречи с тогдашним послом РФ в Вашингтоне Сергеем Кисляком. В результате он, согласно действующим правилам министерства, должен был устраниться от расследования. После того как Трамп уволил директора ФБР Джеймса Коми, который как раз таким расследованием занимался, заместитель устранившегося Сешнса Род Розенстайн назначил специального прокурора Ричарда Маллера, которому это расследование было поручено в самом широком объеме. В своем недавнем твите Трамп жаловался, что, если бы он предвидел желание Сешнса устраниться, он никогда бы не назначил его на министерский пост. Трамп, конечно же, не имеет понятия о внутренних правилах министерства и о том, что такое конфликт интересов — он сам, по мнению многих, является эпицентром конфликта интересов. Иными словами, есть только одна причина, по которой президент резко разлюбил своего министра-фаворита и прощупывает воду на предмет его возможного увольнения: Россия.
Некоторые достаточно объективные российские комментаторы в последнее время высказывали предположения, что подрывная роль России в американской предвыборной кампании сегодня отошла в Америке на задний план, что чехарда со стульями и должностями в Белом доме и борьба в Конгрессе за законопроекты, которые никак не удается принять, оттеснили эту проблему за кулисы, где она постепенно и заглохнет. Этим комментаторам кажется, что тема российского вмешательства уже не занимает былого места среди первополосных новостей в США. Кроме того, они обращают внимание на то, что администрация находится у власти уже более полугода, а пресловутый воз все еще не сдвинулся с места.
Даже если бы Конгресс не принял нового пакета жестких санкций в отношении России, мотивировав его именно этим вмешательством, легко продемонстрировать, что накал только усиливается. Первое из приведенных предположений опровергает простая статистика. Демограф Нэйт Силвер, основатель и главный редактор статистического сайта FiveThirtyEight, свел «российские» истории, увидевшие свет в течение каждой недели с момента инаугурации, в единую таблицу, пометив разными цветами прямо относящиеся к связям Трампа с Россией, приуроченные к увольнению Коми и просто касающиеся России. По его подсчетам, на момент 29 апреля (сто дней администрации) они составили 25 процентов всего новостного урожая — цифра сама по себе беспрецедентная, если сравнить ее с показателями хотя бы двухлетней давности. С тех пор новости этого рода достигли 49 процентов среди ведущих, а в июле — 56, что, конечно же, меньше всего свидетельствует об ослаблении интереса.
Что касается второго пункта, то есть кажущегося увязания процесса в текущих скандалах (которые, однако, большей частью с этим процессом и связаны), то некоторые комментаторы слишком нетерпеливы и плохо себе представляют временны́е масштабы, с которыми мы имеем дело в подобных случаях, несмотря на известные прецеденты. Как напоминает тот же Силвер, уотергейтский скандал впервые вскрылся 17 июня 1972 года, а Ричард Никсон ушел в отставку 9 августа 1974-го, причем до импичмента дело даже не дошло. В сравнении с этим процесс Трампа, что бы он собой ни представлял, находится еще в начальной фазе.
В любом случае иллюзии о том, что история о российском вмешательстве изгладится сама собой, демонстрируют свою несостоятельность все чаще. Практически все члены семьи Трампа обзавелись адвокатами для защиты от возможных обвинений в связи с этим делом, включая даже дочь Иванку, которая сама ни в каких контактах с Россией пока не подозревается. То же самое можно сказать и о других сотрудниках президентской канцелярии. Сам президент, по сведениям, просачивающимся из этой канцелярии, обсуждает с юристами возможность помилования не только своих родственников, но даже самого себя, причем еще до начала возможного судебного преследования. Мнения специалистов по поводу законности таких беспрецедентных мер расходятся, но практически все обращают внимание на то, что президентское помилование не может быть объявлено в связи с причастностью к делу, по которому учиняется импичмент, — об этом ясно сказано в Конституции.
Что, собственно говоря, может быть вменено в вину президенту и его окружению? В СМИ все чаще мелькает слово collusion (сговор), но такого преступления нет ни в каких уложениях — речь на самом деле может идти либо о содействии подрыву конституционного процесса, либо о прямом заговоре (conspiracy), что в принципе маловероятно. И то, и другое вполне может быть поводом к импичменту, но вероятнее всего — обструкция правосудия. Согласно расхожему мнению, об импичменте говорить рано, поскольку базовая поддержка Трампа все еще остается на уровне чуть ниже 40 процентов, что должно вселять страх божий в республиканских сенаторов, помышляющих о бунте. Но и на этот аргумент у Силвера есть статистическое возражение: поддержка Никсона накануне Уотергейта составляла 61 процент. В пользу импичмента сегодня высказывается 43 процента опрошенных, тогда как в июле 1973-го лишь 24 процента полагали импичмент президента желательным.
А если кто-то относится с подозрением к статистике, можно отметить чисто эмпирически, что ситуация складывается не в пользу президента. Закон о санкциях в отношении России, принятый подавляющим большинством голосов обеих палат, ограничивает полномочия президента по их ослаблению, предусматривая необходимость одобрения любой подобной меры Конгрессом, — это беспрецедентный шаг, свидетельствующий о росте недоверия к исполнительной власти со стороны законодательной. Кроме того, некоторые республиканские сенаторы открыто возмущаются нападками Трампа на своих коллег — в частности, на сенатора от штата Аляска Лизу Мерковски, проголосовавшую против республиканского плана реформы здравоохранения и фактически шантажируемую Белым домом. Не меньшее возмущение вызывают и нападки Трампа на Сешнса с намеками на его возможное увольнение. Внутрипартийная дружба трещит по швам.
Куда может вывести в конечном счете предполагаемый российский след? Согласно бытующему сейчас мнению, которое разделяют и американские разведывательные ведомства, Россия вмешалась в ход выборов в США с прямой целью содействовать избранию Дональда Трампа — в расчете на то, что он и его семья, во многом зависимые от российских капиталов, окажут содействие снятию санкций, которые, несмотря на бодрые восклицания, доносящиеся из Кремля, легли на российскую экономику тяжким гнетом. С этой теорией категорически не согласен ветеран ЦРУ Дэниел Хоффман, который обращает внимание как раз на отчетливый след этого вмешательства, очевидный практически для всех, кроме самого президента, — так грязно, по его мнению, российская разведка не работает (хотя кое-кто припомнит историю с чаем для Литвиненко), след был оставлен именно для того, чтобы его обнаружили, а целью вмешательства было скомпрометировать выборы и все американские демократические институты. А если Хоффман все же неправ, то кремлевский расчет заполучить марионетку в Овальном кабинете не оправдался, о чем свидетельствуют новые санкции: как ни обветшала Конституция, но разделение власти все еще работает. Уже очевидно, что любые попытки Трампа вмешаться в ход расследования — например, с помощью увольнения ключевых фигур — столкнутся с резким сопротивлением Конгресса, в том числе многих республиканцев.
Впрочем, как ни долог путь к импичменту или другой подобной мере, Дональд Трамп явно не намерен сидеть сложа руки — он, может быть, и не титан политической мысли, но искусством интриги владеет в совершенстве. Его неожиданный выпад против трансгендеров в вооруженных силах наверняка встретит поддержку в контингенте, который его реально интересует, — среди тех самых неполных сорока процентов, которых необходимо держать в постоянной мобилизации. Чехарда и непрерывная череда скандалов в штате Белого дома, на первый взгляд производящая впечатление чистой некомпетентности, — прекрасный отвлекающий маневр, который вытесняет российскую тему из заголовков. А если этого мало, есть и крупнокалиберные варианты: Трамп обещал, что осенью он все-таки разорвет договор с Ираном о приостановке ядерной программы, со всеми предсказуемыми последствиями. И, конечно же, Северная Корея с ее симметричным безумцем всегда в запасе. Для тех, кто следит за новостями, жизнь давно не была такой интересной, а для тех, кто не следит, она готовит массу сюрпризов — не обязательно радостных.
