От буффонады до террора
Крестовый поход депутатки Поклонской против фильма Алексея Учителя начинался как анекдот, за которым проступали суровые нити коммерческих и клановых разборок. Дело в том, что вскоре после начала крестового похода в прессе появились рассказы бывшего продюсера фильма Владислава Москалева о том, как тогдашний глава Управления делами Кремля Владимир Кожин одним звонком перевел на финансирование фильма 10 миллионов долларов из так называемых кремлевских оффшоров (разумеется, на фильм была, в результате, потрачена только часть суммы). За рассказом стояли некоторые документальные подтверждения, и было понятно, что православный экстаз депутатки в какой-то момент вырулит на эти факты, придав им солидный резонанс.
До начала лета война Поклонской с тенью Матильды Кшесинской выглядела скорее буффонадой. Однако летом ситуация начала меняться. Признаком этого, в частности, стало то, что к проекту подключилась организация «Сорок сороков». «Сорок сороков» — это православно-боевое объединение, одним из важнейших направлений деятельности которого является силовая поддержка программы «200 храмов». То есть, когда оказывается, что местные жители выступают против строительства очередного храма, входящие в движение спортсмены в качестве православных общественников отправляются на защиту стройки (самое знаменитое противостояние такого рода — Торфянка).
Любопытный эпизод в истории движения (который имеет смысл знать) случился 2014 году: в конце января, в разгар Евромайдана члены движения оказались в Киеве в качестве неформальной охраны выставки «Дары волхвов». В числе охранников был, кстати, и Игорь Стрелков, который, как известно, вскоре после этого опять отправился на Украину (а может быть, и не уезжал). Любопытно также, что среди тех скверн, с которыми считает необходимым бороться движение, — различные «спущенные» для погубления России «религиозные проекты», в том числе — Свидетели Иеговы, протестантизм и сайентология.
Так или иначе, к концу августа — началу сентября кампания противников вовсе не провокативного (как можно понять) фильма «Матильда» набрала совершенно неожиданную, далеко выходящую за рамки возможностей крымской депутатки силу и приобрела поистине угрожающий характер — с поджогами, запугиваниями, попытками террористических актов. Участвующие в кампании православные активисты явно взяли на вооружение тактики мусульманских радикалов, а сама борьба с фильмом предстала настоящей идеологической кампанией охранительно-черносотенного толка.
И наконец, апогеем этой кампании (на данный момент) стал крестный ход, собравший десятки тысяч человек и прошедший в Петербурге под лозунгами борьбы с фильмом. Что же случилось?
Две партии (немного конспирологии)
Питерский крестный ход дает некоторые ниточки, позволяющие размотать этот клубок. Разумеется, большинство людей, участвовавших в ежегодном крестном ходе в честь перенесения мощей Александра Невского и Ништадского мира, не знали, что вступили в армию врагов фильма Алексея Учителя. Выставив в первые ряды шествия баннеры «Честь государя — честь русского народа» и «Матильда — пощечина русскому народу», организаторы мероприятия просто идеологически «приватизировали» традиционное городское шествие. (Прошлая попытка массовой акции против фильма — молитвенное стояние в Кадашах — собрала от силы несколько сот человек несмотря на широкую рекламу депутатки Поклонской.)
Совершенно очевидно, что такая приватизация была невозможна без активного содействия питерской мэрии. Это само по себе дает понять, какого уровня силы подключены к изначально вполне анекдотической истории, на наших глазах превратившейся в передовую политико-идеологического фронта. Кроме того, уместно вспомнить другой православно-политический конфликт, в который питерская мэрия оказалась вовлечена в начале года, когда депутатка Поклонская только еще разворачивала свой поход. А именно историю с передачей Русской православной церкви Исаакиевского собора, которая стала поводом двух массовых акций протеста петербуржцев. В ответ на них, кстати, также был проведен крестный ход сторонников передачи — и также при активной поддержке мэрии.
Дополнительную политическую остроту истории с Исаакием придала утечка от высокопоставленного чиновника администрации президента, назвавшего решение питерской мэрии о передаче собора необдуманным и не согласованным с президентом Путиным. Очень скоро стало известно, что «источником» являлся не кто иной, как первый заместитель главы администрации Сергей Кириенко, отвечающий за подготовку президентской кампании Путина. И это логично: Сергей Кириенко выступает сегодня в Кремле главным идеологом «просвещенного» авторитаризма, то есть умеренно модернизационной по своей риторике президентской кампании Путина, для реализации которой необходимо, в частности, избегать конфликтов с либерально настроенным населением обеих столиц.
И наоборот: и передача Исаакия церкви, и крестный поход против «Матильды» хорошо укладываются в альтернативной сценарий, за которым проступает силуэт «православной партии» Кремля. Еще летом (как раз когда кампания Поклонской набирала силу, уже укрепленная движением «Сорок сороков») главный редактор «Эха» Алексей Венедиктов сообщил, что, по его сведениям, передача Исаакиевского собора церкви необходима, чтобы затем сделать его либо местом захоронения останков царевича Алексея и великой княжны Марьи, либо местом хранения мощей царя-мученика и останков его семьи. А также, что за этим проектом стоит епископ Тихон (Шевкунов), имеющий репутацию «духовника Путина» и претендующий на место настоятеля собора, которое, в свою очередь, станет для него шагом к будущему патриаршеству. С именем Шевкунова Алексей Венедиктов (повторяя имеющую широкое хождение в Москве версию) связал и проблемы режиссера Кирилла Серебренникова (в частности — запрет на постановку его балета «Нуреев» в Большом).
Оставив в стороне патриаршество, легко можно представить себе, как помещение раки с мощами царя-мученика в Исаакиевском соборе становится кульминационным событием президентской кампании Путина. И организованная питерской мэрией политическая «приватизация» крестного хода в Петербурге выглядит своего рода презентационной заявкой такого события. А вот широкий прокат фильма Алексея Учителя в этот сценарий не укладывается.
Иными словами, крестовый поход против «Матильды» оказался своего рода смерчем, втянувшим в себя как аппаратно-политические противостояния внутри православной церкви (о чем вполне ярко написал телеграмм-канал «Незыгарь»), так и противостояние партий «православного» (Шевкунов) и «просвещенного» (Кириенко) авторитаризма, ведущих борьбу за идеологический сценарий предстоящей президентской кампании и, соответственно, четвертого президентства Путина.
Пасьянс повесток
Так или иначе кампания против «Матильды» стала важнейшей информационной темой начала политического сезона. Фильм «Он вам не Димон» и акции 26 марта и 12 июня, организованные Навальным по его мотивам и ставшие частью его президентской кампании, создавали мощный информационный тренд весны 2017 года, указывая на существование некой молодой и бодрой антикоррупционной России.
Осенний пейзаж, напротив, представляет чувствительному взору жутковатую картину «иной», «настоящей» России: десятки тысяч человек, вышeдшие на улицы в страстном порыве отстоять общие православно-монархические ценности нации, и дистрибьюторские сети, отказывающиеся от проката скандального фильма «под давлением снизу».
На самом деле, реванш «православной партии» стал, кажется, ее самым значимым успехом за последние примерно полтора года. После сильного крена в православно-политическую риторику в 2013–2015 годах, когда образ «православного Ирана» то здесь, то там выглядывал из его речей, Путин начал смещаться в направлении традиционного авторитарно-дирижистского центризма, не чуждого модернизационных целей (если они совместимы с политической монополией). Этот сдвиг стал особенно заметным после кадровой перетряски администрации президента осенью 2016 года и прихода Сергея Кириенко.
Вне зависимости от того, с чем была связана эта политическая ретардация к умеренным позициям, следует отметить, что в целом политический православный фундаментализм не пользуется в России поддержкой (вопреки тому впечатлению, которое может сложиться у потребителя продукции центральных российских телеканалов). Более того, эта поддержка отчетливо снизилась в 2010-е годы по сравнению с 2000-ми. Так, в 2007 году идею, что церковь должна оказывать влияние на принятие государственных решений, поддержали 40% опрошенных, не поддержали — 50%. А в 2010-х годах эту идею поддерживали в среднем 26%, а не поддерживали — 63% (пять волн опросов «Левада-центра» в 2012–2017 годах). Данные июньского опроса 2017 года: 28% против 58%, среди молодежи — 22% против 62%, в Москве — 23% к 69%. Считающих, что церковь оказывает слишком большое и большее, чем нужно, влияние на госполитику в 2010-х годах в среднем 23%, а вот считающих, что это влияние недостаточно и его нужно увеличить — 15% (четыре волны опроса «Левада-центра»; в среднем 47% считают, что влияние такое, как нужно). Это означает, что спроса на усиление политического влияния церкви нет.
Вообще, в смысле уровня религиозности Россия не только не Иран, но страна с пониженным по среднемировым меркам уровнем религиозности. Так, по данным World Values Survey, доля ответивших, что религия для них важна, в России в 2011 году составляла 42% при среднем уровне для всех стран, охваченных исследованием, в 72%. В этом нет ничего удивительного после 70 лет официального атеизма. Но также нет ничего удивительного в этих обстоятельствах и во всплеске нишевого фундаменталистского неофитства.
Так что существование православных активистов, взбудораженных кампанией Поклонской, вполне реально, как реальны и многочасовые очереди к разнообразным мощам. Однако отличие массовых акций Навального против коррупции и массовых акций «православной партии» в защиту религиозно-монархических основ состоит в том, что первые мэрия запрещала, а полиция разгоняла дубинками, а вторые мэрия организовывала, а полиция охраняла.
Несмотря на то, что за кампанией против фильма Алексея Учителя и тесно связанной с ней (по всей видимости) борьбой вокруг Исаакиевского собора вполне ясно просматриваются уши двух кремлевских партий — партий «просвещенного» и «православного» авторитаризма, и их жестокая борьба вполне реальна, нет, кажется, оснований видеть в этом пресловутый «раскол элит». Напротив, контраст двух картинок — антикоррупционного «экстремизма» сторонников Навального и православного экстремизма противников Учителя — задает удобный антураж для разыгрывания центристского сценария президентской кампании Путина. «Экстремизм с обеих сторон недопустим и будет жестоко пресекаться правоохранительными органами, следует и дальше ужесточать антиэкстремистское законодательство».
Подвох этого «центризма», как мы видели, однако, состоит в том, что одна сторона, в действительности, находится под жестким прессингом государственной машины, а другая пользуется ее широкой поддержкой. В результате, центр выглядит смещенным по отношению к тому, как он выглядел бы в естественных условиях. Это не Путин центрист, а центр двигают под Путина.
