«Слушайте, да вы ни левый, ни правый!»: это замечание, прозвучавшее после одного из моих выступлений, отличается редкой проницательностью. Редкой – потому что мне нечасто приходилось слышать такое. Проницательностью – потому что это правда.
Большинство из нас вместо длинных, детальных определений старается использовать упрощенные формулировки – подходящие к случаю обобщения – ведь это облегчает восприятие наших слов. Однако употреблять их следует с осторожностью, поскольку в семантическом плане подобные емкие понятия могут сыграть с вами злую шутку. Боюсь, именно это и происходит, когда либертарианцы пользуются понятиями «правый» и «левый» - ведь сами они, как я надеюсь показать, не являются ни правыми, ни левыми в общепринятом смысле этих слов.
Термины «левый» и «правый», так или иначе, описывают авторитарную точку зрения: левым или правым можно быть только относительно государства. А свобода никак не соотносится с авторитаризмом «по горизонтали». Связь между либертарианством и авторитаризмом чисто вертикальная: первый выражает стремление подняться ввысь, вырваться из болота, где человек порабощает человека. Но давайте начнем сначала.
Было время, когда понятия «левый» и «правый» можно было считать весьма уместными: они точно определяли суть идеологических разногласий. «Первые левые представляли собой группу только что избранных депутатов Национального учредительного собрания в 1789 г. – в начале Французской революции. Их назвали «левыми» просто потому, что в зале заседаний они сидели слева.
Законодателей, сидевших справа, стали называть «партией правого крыла» или просто «правыми». Правые, или «реакционеры», выступали за высокоцентрализованную власть, принятие законов об особых привилегиях для профсоюзов и ряда других классов или групп, монополию государства в экономике и торговле многими необходимыми товарами, а также сохранение контроля государства над ценами, производством и распределением». (См. Dean Russel, The First Leftist, Irvington-on-Hudson, N.Y.: Foundation for Economic Education, 1951, p. 3)
Идеология левых на практике была аналогична взглядам тех, кто сегодня называет себя «либертарианцами». Правые в этом смысле являлись их полной противоположностью – это были этатисты, сторонники государственного вмешательства в экономику, одним словом, авторитаризма. Во Франции в 1789-90 гг. понятия «левые» и «правые» были весьма актуальны и довольно точно отражали реальное положение дел.
Однако вскоре статус «левых» экспроприировали авторитарные якобинцы, и смысл этого понятия полностью изменился. «Левыми» стали называть сторонников эгалитаризма; это слово стало ассоциироваться с марксовой концепцией социализма – коммунизмом, социализмом, фабианством.
Но как обстояли дела с понятием «правый»? Какое место нашлось для него в связи со смысловым пересмотром термина «левый»? Что ж, об этом позаботились московские аппаратчики – естественно, к собственной выгоде. Все, что нельзя было подвести под определение «коммунистического» или «социалистического», они в пропагандистских целях объявили «фашистским». То есть любую идеологию, которую нельзя назвать коммунистической (левой) теперь многие воспринимают как фашистскую (правую).
Посмотрим, какое определение фашизма дает толковый словарь Webster: «Любая программа по установлению в стране централизованного автократического режима, проводящего крайне националистическую политику, регламентирующего промышленность, торговлю и финансы, вводящего жесткую цензуру и насильственными методами подавляющего оппозицию». Так в чем же состоит разница между коммунизмом и фашизмом? Обе эти системы представляют собой варианты этатизма и авторитаризма. Различия между сталинским коммунизмом и фашизмом Муссолини связаны с незначительными деталями организационной структуры. Тем не менее первый считается «левым», а второй – «правым»!
Какое же место отведено либертарианцам в мире «советской» словесной эквилибристики? На деле либертарианские взгляды – полная противоположность коммунистической идеологии. Однако, используя понятия «левый» и «правый», либертарианец попадает в семантическую ловушку, превращаясь в «правого» (фашиста) просто из-за того, что он не является «левым» (коммунистом). Для либертарианца эти термины – «смысловая могила», лингвистический трюк, исключающий само его существование, и у либертарианцев есть все основания отказаться от обоих понятий.
Есть еще один серьезный недостаток: когда либертарианец использует термины «правый-левый», возникает масса возможностей для применения теории «золотой середины». За последние две тысячи лет на Западе утвердилась аристотелевская теория о том, что самая разумная позиция находится между двумя крайностями: в сегодняшней политической лексике она называется «центристской». Однако, используя термины «правый-левый» либертарианец автоматически провозглашает себя крайне правым, поскольку его взгляды полностью отличаются от коммунистических. Но понятие «правый» в массовом сознании удалось превратить в синоним фашизма. В результате все больше людей считают, что разумнее всего занять позицию между двумя авторитарными крайностями – коммунизмом и фашизмом.
Однако теория «золотой середины» применима не всегда. Она, к примеру, вполне разумна, когда речь идет о выборе между полным голоданием и обжорством. Но она абсолютно не годится, когда нужно ответить на вопрос, что лучше – украсть 1000 долларов или не украсть ничего. В данном случае, согласно теории «золотой середины», идеальное решение состоит в том, чтобы украсть 500 долларов. Так вот, применительно к коммунизму и фашизму (двум сторонам одной медали), эта теория столь же несостоятельна, как и в вопросе о краже.
Либертарианец не может иметь ничего общего ни с «левой», ни с «правой» идеологией, поскольку для него прискорбна любая форма авторитаризма – применение государством силовых методов для контроля над творческой деятельностью человека. Для него коммунизм, фашизм, нацизм, фабианство, «государство всеобщего благосостояния» - любые варианты эгалитаризма – подпадают под довольно циничное определение, которое за много веков до появления всех этих систем насилия над личностью сформулировал Платон:
«Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда — и на войне и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям. Даже в самых незначительных мелочах надо ими руководствоваться, например, по первому его приказанию останавливаться на месте, идти вперед, приступать к упражнениям, умываться, питаться и пробуждаться ночью для несения охраны и для исполнения поручений. Словом, пусть человеческая душа приобретет навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно».
Возвышаясь над деградацией
Либертарианцы отвергают этот принцип, и потому не принадлежат к сторонникам авторитаризма – ни левым, ни правым. Либертарианцы, как человеческий дух, который они стремятся освободить, преодолевают эту деградацию – поднимаются над ней. Их позиция, если уж говорить о направлениях, устремлена вверх – в том смысле, как пар над мусорной кучей поднимается в чистое небо. Если к либертарианцам вообще применимо понятие крайности, то пусть в его основе лежит степень, в которой они преодолели авторитарные взгляды.
В свете этой концепции подъема, освобождения – а именно она составляет суть либертарианства – теория «золотой середины» абсолютно неприменима. Ведь не существует середины между нулем и бесконечностью, и предполагать ее наличие было бы абсурдом.
Какую же упрощенную формулировку следует употреблять либертарианцам, чтобы отмежеваться от брэндов «правого» и «левого»? Лично мне еще не удалось ее придумать, так что пока я удовлетворяюсь простой фразой «я – либертарианец» и готов разъяснить это понятие всем, кого волнует смысл, а не ярлыки.
