Роберт Проктор Война с табаком в нацистской Германии

     Как много выдающихся людей мы потеряли
из-за отравления табаком.

Адольф Гитлер, 1942

Сумерки табака^[1]  начались.

Вольфганг Кларнер, 1940

Специалисты по истории науки склонны считать, что исследования о влиянии табака на здоровье человека и в особенности в вопросе о том, как его употребление связано с раком легких, появились в 1950-е годы, и стали своеобразным «Часом ноль»^[2] в этой области. К примеру, Дэниел Кевлз, рецензируя книгу Ричарда Клугера «Пепел к пеплу», отмечал, что предположение о вреде курения для здоровья «до 1950-х годов основывалось мало на чем, кроме разрозненных свидетельств, помноженных на моральные запреты; после этого в США и Англии появились исследования, твердо заклеймившие сигареты как причину рака легких»^[3]. Наиболее часто цитируются опубликованные в 1950 году ретроспективные эпидемиологические исследования^[4], результаты последовавших за ними экспериментов на животных Эрнста Л. Уиндера^[5], а также масштабные проспективные исследования И. Кайлера Хэммонда из Американского онкологического общества и Ричарда Долла и О. Брэдфорда Хилла из Оксфорда и Лондона^[6].

Не умаляя достоинств этих первых работ, важно представлять, что подобные исследования, хотя и менее масштабные и лишенные проспективного измерения, проводились в Германии в 1930–1940 годах и уже тогда дали основания врачам называть табак причиной раковых и многих других заболеваний человека. Немецкая эпидемиология табакокурения была в то время, в сущности, самой развитой в мире, то же можно сказать и о других аспектах антитабачной борьбы. Среди тяготевшей к нацизму немецкой медицинской элиты поддержка исследований влияния табака на здоровье была сильной; именно в Германии начала 1940-х мы впервые наблюдаем широкое признание медиками и того, что табак вызывает привыкание, и того, что курение связано с опасностью рака легких^[7].

Я намерен показать, что этому признанию способствовал политический климат в стране, где особое внимание уделялось добродетелям расовой гигиены и телесной чистоты. В нацистской картине мира табак был генетическим ядом; причиной бесплодия, рака и инфарктов; источником ущерба для национального благосостояния и здоровья нации. Режим предпринял агрессивную кампанию против курения, которая включала в себя широкую работу по просвещению масс, запрет на некоторые виды рекламы и на курение во многих общественных местах. Шаги в этом направлении делались в рамках широкой государственной поддержки возглавляемой медиками программы «руководства здоровьем» (Gesundheitsführung), которая включала в себя как профилактику заболеваний, так и верховенство общественного блага над индивидуальными свободами — так называемую «обязанность быть здоровым» (Gesundheitspflicht).

Возможно, больше всего в нацистской антитабачной кампании смущает то, что она представляет в довольно несимпатичном свете отношения между наукой и политикой того времени^[8]. Это далеко не только подавление науки или вынужденное подчинение ученых политическим идеалам; отношения между наукой и политикой — по крайней мере в той области, о которой пойдет речь, — были более симбиотическими. Инициативы в области здравоохранения выдвигались во имя национал-социализма; нацистские идеалы влияли на практику и популяризацию науки, незаметно и непрямо направляя их, мотивируя и ориентируя. Война нацистов с табаком показывает: то, что большинство людей сочли бы «хорошей» наукой, может создаваться во имя антидемократических идеалов. Следовательно, недостаточно просто говорить о подавлении или выживании науки; необходимо изучить, каким образом тоталитарные ценности вдохновляли и направляли науку и практику эпохи.

Первые противники

Антитабачные настроения вовсе не были новинкой XX века. Противостояние немцев курению, жеванию и нюханью высушенных листьев растения рода nicotiana началось еще в начале XVII века, когда голландские и английские солдаты, сражавшиеся в Тридцатилетней войне (1618–1648), познакомили с курением германские земли. Одна из первых известных попыток выращивать табак, предпринятая эльзасским фермером в Страсбурге в 1620 году, столкнулась с сопротивлением городского совета, который, судя по всему, был обеспокоен тем, что выращивание табака сократит производство более ценных культур, например, злаков. К концу столетия табак выращивали во многих районах Германии, хотя не все города хорошо к нему относились.

На исходе XVII в. запреты на курение были введены в Баварии, Саксонии и некоторых частях Австрии. В 1723 году запретили курить в Берлине, в 1742 году — в Кенигсберге, в Штеттине — в 1744 году^[9] Наказание за нарушение этого запрета могло быть весьма суровым. К примеру, в 1691 году в Люнеберге тех, кого застигали за курением или «питьем» табака в пределах городских стен, могли казнить. В других местах нарушение законов о табаке могло привести к штрафам (50 золотых гульденов, как в Кельне), аресту, телесным наказаниям, высылке, принудительным работам или выжиганию специального знака на теле нарушителя^[10]. Многие такие законы — хотя и предусматривающие не столь суровые наказания — формально действовали до «профессорской революции» 1848 года, когда большинство из них были отменены. Позднее нацистские философы использовали это совпадение, утверждая, что либерализм способствовал расцвету таких разлагающих пороков, как алкоголизм и табакокурение, и что у абсолютистского государства был более разумный подход к такого рода вещам.

Обоснование этих запретов сегодня в ряде случаев неочевидно, но речь определенно шла не только о вопросах здоровья. Так, в 1649 году архиепископ Кельна сетовал на то, что курение развращает молодежь и вызывает пожары. Когда в 1764 году король Фридрих II запретил курение в общественных местах, главным опасением также была угроза пожара. В 1806 году Гете презрительно отозвался о курении как о спутнике пьянства, разлагающем душу и разоряющем германскую нацию, которой оно обходится в 25 миллионов талеров в год. Артур Шопенгауэр обличал курение как «замену мышлению», а Иммануил Кант объявил табак вызывающей привыкание отравой, которая, как и алкоголь, особенно опасна для детей^[11].

Первая немецкая организация по борьбе с табаком - недолго просуществовавшее Немецкое общество противников табака для защиты некурящих (Deutscher Tabakgegnerverein zum Schutze für Nichtraucher) - была создана в 1904 году; за ней в 1910 году последовал Союз немецких противников табака (Bund Deutscher Tabakgegner) со штаб-квартирой в Траутенау (нынешний Трутнов на севере Чехии), в 1912 году аналогичные организации появились в Ганновере и Дрездене. После распада Австро-Венгрии по итогам Первой мировой войны в 1920 году в Праге был учрежден Союз немецких противников табака в Чехословакии, а в Граце Союз немецких противников табака в Австрии. Организация в Чехии издавала первую немецкоязычную газету Der Tabakgegner (1912-1932); организация в Дрездене - вторую, Deutsche Tabakgegner (1919-1935)^[12]. Дрезденская группа оказалась наиболее долговечной. Дрезден был крупнейшим в Германии центром по производству табачных изделий, именно здесь в 1862 году появилась первая немецкая папиросная фабрика, входившая в российское Товарищество «Лаферм»^[13]. В то же время в Дрездене был один из самых высоких уровней заболеваемости раком в Германии (рекордсменом тут был Хемниц), здесь же жил один из самых влиятельных критиков табачного производства Фриц Ликинт, с которым мы еще встретимся.

Интересно, что ранние антитабачные организации выступали как против табака, так и против алкоголя. Это было отчасти похоже на США, где тоже требовали «умеренности» по отношению не только к алкоголю, но и к другим порокам — например, безделью, сквернословию, азартным играм^[14]. Почти все основатели дрезденской Антитабачной лиги ратовали за воздержание от алкоголя, а ганноверская организация ясно заявила это в названии: Общество противников алкоголя и табака (Alkohol- und Tabakgegnerverein). Антиалкогольные запретительные меры в американском духе нашли многих приверженцев среди глашатаев расовой гигиены, опасавшихся, что спиртное повредит семени немецких мужчин. Опыт германской антиалкогольной кампании был важен для антитабачного движения нацистской эры^[15].

Медики-моралисты

Одновременно с появлением этих антитабачных организаций возникла мощная волна критики курения с медицинских позиций. Военный врач Э. Бек документировал негативные последствия курения во время службы на фронтах Первой мировой войны, «Мюнхенский медицинский еженедельник» (Münchener medizinische Wochenschrift) Ю.Ф. Лемана в 1921 году опубликовал обращение «Ко всем немецким врачам», призывавшее к борьбе с курением, которое не только вредит здоровью, но и разоряет обедневший немецкий народ^[16]. В диссертации по медицине 1927 года Эдгар Беях, рассматривая немецкое антитабачное движение, потребовал запретить курение в поездах, трамваях, на пассажирских судах, а также в залах ожидания, и указал на обязанность страховых медицинских организаций (Krankenkassen) оповещать об угрозах табака^[17]. Луи Левин, профессор фармакологии в Берлинском университете, утверждал, что курение приводит к чрезмерной стимуляции женских репродуктивных органов, снижая их способность вынашивать здоровых детей. Женщинам предлагалось поддерживать «иное пламя: огонь, который согревает сердце и дом»^[18]. В своей книге «Курящая женщина» (Die rauchende Frau, 1924) венский гинеколог-женоненавистник Роберт Хофштеттер приписывал вредному воздействию табака десятки женских болезней, включая боли при менструации, атрофию матки и дисфункцию яичников, и призывал перепахать табачные плантации, превратив их в сады и огороды^[19].

Подобные сюжеты фигурировали и в нацистской антитабачной риторике. Против табака выступали идеологи расовой гигиены, боявшиеся порчи немецкого семени, специалисты по гигиене труда, опасавшиеся снижения работоспособности из-за курения, акушерки, тревожившиеся о возможном вреде организму матери. Табак называли «растлевающей силой в разленившейся гниющей цивилизации», причиной импотенции у мужчин и фригидности — у женщин ^[20]. Источником для антитабачной риторики нацистской эры служила более ранняя риторика адептов евгеники, помноженная на этику телесной чистоты и трудового рвения. Употребление табака обличали как «эпидемию» и «чуму», «сухое пьянство» и «мастурбацию легких»; злоупотребление табаком и алкоголем трактовалось как «болезни цивилизации» и «пережитки либерального образа жизни»^[21].

К 1930 годам в антитабачной риторике появилась тема рака. Предположения о том, что табак приводит к раку, высказывались еще в XVIII в.: в 1761 году английский врач Джон Хилл связал курение с раком носовых пазух, а спустя три десятилетия немец Самуэль Томас Земмеринг предположил, что причиной рака губы стало курение трубки^[22]. Эти первые прозрения подтвердились в 1850-е годах, когда врач из Монпелье Этьен Фредерик Буиссон обнаружил, что 63 из 68 его пациентов, больных раком губы, курили трубку^[23]. Вскоре эту связь подтвердил Рудольф Вирхов^[24]. Впрочем, на протяжении XIX в. курение оставалось относительно дорогим удовольствием, поэтому его влияние на распространение рака, вероятнее всего, было минимальным. Еще во время Первой мировой войны рак легких в Германии, как и повсюду в мире, был редкостью. Обзор, опубликованный на рубеже веков, сообщает только о 140 зафиксированных случаях этого заболевания^[25]. В 1912 году, когда вышла первая книга, посвященная анатомии и патологии рака легких, ее автор, американец Айзек Адлер счел нужным извиниться за столь объемное исследование такой редкой и незначительной болезни^[26].

Курение стало более популярным ближе к концу XIX века, после того, как скручивание папирос было механизировано, а также с развитием рекламы; на распространение табака влияли и государственные интересы: казна в разных странах была заинтересована в росте доходов, в Австрии и Франции на продажу сигарет даже была введена государственная монополия. Папиросы выдавались в солдатских пайках Первой мировой войны (по обе стороны фронта), это облегчало обществу и в Европе, и в Америке возможность отнестись к курению одобрительно. Потребление папирос в Германии выросло с 8 миллиардов в 1910 году до 30 миллиардов пятнадцатью годами позже, а к 1942 году достигло 80 миллиардов в год (чуть ниже мы выясним, что означает эта цифра)^[27]. Кроме того, выведение менее крепких сортов табака и использование паровой сушки табачных листьев сделали легче затягивание, и это побуждало курильщиков переходить от трубок и сигар к папиросам^[28]. Но при курении папирос дым глубже, чем при курении трубки, проникал в легкие, оставляя в бронхах и дыхательных путях намного больше смол, никотина и других вредных веществ^[29].

Это не замедлило сказаться на заболеваемости раком, которая стала стремительно расти. Дрезденские, гамбургские и берлинские врачи первыми заметили это на рубеже веков, им начали вторить университетские медики других немецких городов^[30]. Поначалу рост заболеваемости раком легких в 1920–1930 годах не связывали с курением: иногда в этом винили эпидемию гриппа 1919 года, иногда — выхлопные газы от автомобилей, пыль от свежепокрытых асфальтом дорог, воздействия различных веществ, связанные с профессиональной деятельностью (включая смолы и полициклические углеводороды), воздействие рентгеновских лучей, действие химического оружия Первой мировой войны, плохое питание в послевоенное время и даже всплеск межрасовых браков^[31]. Некоторые ученые ставили под сомнение рост заболеваемости раком легких — статья 1930 года в журнале «Медицинская клиника» (Medizinische Klinik) предполагала, в частности, что рост статистики отражает всего лишь более частое правильное диагностирование, связанное с распространением рентгеноскопии^[32]. Но большинство специалистов веймарской эпохи все же склонялось к мнению, что рак легких в самом деле на подъеме, а причины этого пока неясны^[33].

Трудности с поиском причин отчасти возникали в силу того, разумеется, что в эту эпоху на подъеме оказались и многие другие явления, в том числе и те, чье влияние на рак легких вполне вероятно. Число автомобилей росло даже быстрее, чем заболеваемость раком легких, и для многих это было доводом в пользу выхлопных газов как решающего фактора заболеваемости. Укладка дорожного покрытия также развивалась опережающими темпами: в 1934 году Гюнтер Леман из дортмундского Института физиологии труда отмечал, что производство асфальта в Германии всего за пять лет выросло в 40 раз, с 3 тысяч тонн в 1924 году до 120 тысяч тонн. Падало подозрение и на мелкие частицы всевозможных веществ, поскольку люди начали понимать, что распространение механизации в горном деле, металлообработке и многих других «пыльных производствах» приводит к появлению обильной пыли, которая может наносить вред здоровью. Другие предположения, выдвинутые в 1920 — начале 1930 годов, от вредоносности рентгеновского излучения до медицинских последствий смешанных браков, в конечном счете также выступали проявлениями общей модернизации, индустриализации и урбанизации, и в итоге оказывалось особенно трудно определить, где причины, а где следствия.

Постепенно, однако, под особое подозрение попали именно папиросы — прежде всего, благодаря исследованиям Фрица Ликинта, дрезденского врача, который в 1929 году опубликовал первые статистические данные, связывающие рак легких с курением^[34]. Эту связь он увидел не первым (ранее о ней писали Айзек Адлер и другие^[35]), — но наряду с опорой на статистику публикации Ликинта давали и наиболее всесторонний обзор научной литературы по данной теме. Статистика Ликинта была довольно простой, сегодняшние эпидемиологи назвали бы ее «серией случаев»: раз за разом Ликинт показывал, что пациенты, больные раком легких, чаще всего оказывались заядлыми курильщиками. Работа Ликинта послужила отправной точкой для многих ученых — к примеру, Виктора Мертенса, Анхеля Роффо и Т. Тикамацу, которые, изучая канцерогенные свойства табачных смол, опирались на его первопроходческий вклад^[36].

Ликинт стал наиболее ярким немецким обличителем табака, последовательно утверждая, что табак — более опасная угроза для здоровья населения, чем алкоголь, и требуя жестких мер по предотвращению этой угрозы. В своем монументальном труде «Табак и организм», опубликованном в 1939 году, Ликинт описывает невероятный спектр повреждений, вызываемых курением, жеванием или нюханьем табака ^[37]. Этот том объемом 1200 страниц, опубликованный совместно Комитетом Рейха по борьбе с вызывающими привыкание наркотиками и Немецкой антитабачной ассоциацией, рекламировался как Das Standardwerk (эталонный труд); несомненно, это наиболее подробное научное осуждение табака за весь век. Рассмотрев 8 тысяч публикаций со всего мира, автор возлагал на табак вину за рак на всем «пути курения» — Rauchstrasse: на губах, на языке, в ротовой полости, на деснах, в пищеводе, в дыхательных путях и в легких. Табак объявлялся не только причиной рака, но и атеросклероза, язвы, детской смертности, неприятного запаха изо рта и десятка других недомоганий. Ликинт считал табак мощным наркотиком: зависимость от него он называл никотинизмом (Nikotinismus) или табакизмом (Tabakismus), а приверженцев курения — никотинистами или табакистами; он также явным образом сравнивал курильщиков с морфинистами и выдвинул ряд убедительных аргументов в пользу утверждения, что «пассивное курение» (Passivrauchen — по всей видимости, Ликинту принадлежит и сам термин) представляет серьезную угрозу для тех, кто не курит^[38]. Тысяч смертей от рака, полагал Ликинт, можно было бы избежать, если бы употребление табака было ограничено. В 20% случаев раковые заболевания со смертельным исходом, по статистике Ликинта, начинались в органах, которые он объединял в «путь курения», — это, по мнению исследователя, означало, что ежегодно в Германии табак так или иначе играет роль в гибели 7 тысяч мужчин^[39].

В 1939 году пресса превозносила Ликинта как врача, которого «больше всего ненавидит табачная промышленность»^[40], но был он в то время только одним из многих авторов, атаковавших табак и курение. Табак обвиняли в том, что он наносит ущерб военной мощи немецких солдат; умеренность в употреблении табака требовалась для того, чтобы сохранять «физическую форму и военную готовность» солдат^[41]. Медики немецких военно-воздушных сил пришли к выводу, что никотин мешает пилотам управлять самолетами, а судмедэксперты обнаружили, что из-за курения в кровь поступает угарный газ^[42]. Утверждалось, что эта привычка приводит к автомобильным авариям, в связи с чем предлагалось ввести уголовную ответственность за дорожно-транспортные происшествия «под воздействием» сигарет^[43]. Венский врач Рудольф Фридрих сообщал, что 80% осмотренных им мужчин с язвой желудка оказались курильщиками, и видел в курении причину резкого роста желудочных заболеваний после Первой мировой войны^[44]. Карл Вестфаль и Ганс Везельман утверждали, что табак — наиболее частая причина гастрита, а поскольку гастрит связан с раком желудка, то табак может быть причиной раковых заболеваний желудочно-кишечного тракта^[45]. Это было особенно суровое обвинение, поскольку в 1920–1930 годах именно рак желудка был самой распространенной причиной смертности от рака среди европейских (и американских) мужчин.

Немецкие врачи также знали, что курение нередко является причиной заболеваний сердца. Рост числа инфарктов в Германии связывали с табачной зависимостью; иногда даже сердечные болезни называли даже самым серьезным медицинским последствием курения^[46]. Позднее, уже во время Второй мировой войны, в никотине стали видеть причину сердечно-сосудистой недостаточности у немецких солдат на Восточном фронте. К этой точке зрения склонялись некоторые военные врачи: так, в докладе 1944 года патологоанатом полевого госпиталя сообщал, что все 32 молодых солдата, умерших от инфаркта на передовой или рядом с ней, были «заядлыми курильщиками». Автор ссылался на фрайбургского патологоанатома Франца Бюхнера, полагавшего, что сигареты следует рассматривать как «первостатейный яд для сердечно-сосудистой системы»; впрочем, он признавал, что этим заболеваниям могли способствовать некоторые «душевные изменения», произошедшие вследствие войны^[47].

В борьбе нацистской Германии против курения большую роль играла политика в области рождаемости. Считалось, что курящие женщины реже выходят замуж, поскольку раньше стареют^[48]. Сотрудник Бюро НСДАП по расовой политике Вернер Хюттиг указывал на то, что никотин выявлен в молоке курящих матерей, а Мартин Штеммлер, влиятельный нацистский врач, утверждал, что употребление табака беременными женщинами приводит к растущему количеству выкидышей и мертворожденных^[49]. В статье, опубликованной в 1943 году в ведущем немецком издании по гинекологии, сообщалось, что женщины, выкуривающие три или более сигарет в день, остаются бездетными с вероятностью почти в десять раз больше, чем некурящие^[50]. Самая известная расовая гигиенистка Германии Агнес Блюм утверждала в своей книге, опубликованной в 1936 году, что курение может привести к выкидышу; это особенно смущало нацистские власти, придававшие огромное значение высокой рождаемости у здоровых немецких женщин^[51]. Считалось, с другой стороны, что курение влияет на половую силу мужчин: в пособии по медицине, опубликованном Гитлерюгендом в 1941 году, рассказывалось, что иногда моряки использовали табак для подавления своего полового влечения; здесь же цитировалось предложение французского медика XIX в. Дезире Демо, который считал, что следует поощрять курение во французских школах в рамках борьбы с онанизмом^[52].

В глазах нацистов все эти опасности усугублялись тем, что табак вызывает привыкание. Эту позицию, в частности, в 1939 году высказал глава системы здравоохранения Третьего Рейха Леонардо Конти^[53]. Зависимость от табака — это преданность чему-то постороннему в то время, когда разум и тело должны принадлежать фюреру. Это было серьезное обвинение, поскольку зависимости нередко рассматривались как наследственные, а наследственные заболевания считались неизлечимыми^[54]. Широко распространенное мнение состояло в том, что зависимость может возникнуть у кого угодно, но больше всего ей подвержены генетически слабые люди и вырожденцы; именно поэтому считалось, что курение «особенно популярно среди молодых психопатов»^[55]. Достоверно неизвестны случаи тюремного заключения в связи с курением табака, но зависимость от других веществ определенно могла к этому вести. В 1941 году по приказу того же Конти было создано Бюро регистрации зависимых и борьбы с зависимостью (Reichsmeldestelle für Suchtgiftbekämpfung); такие же учреждения были созданы для выявления алкоголиков, бездомных и других «асоциальных элементов»^[56]. Возможно, эти шаги вызывали опасения у курильщиков, учитывая широко распространенное представление о том, что табак — это «первая стадия» на пути к злоупотреблению более сильными веществами — морфием или кокаином^[57].

Эпидемиологическое исследование 
Франца Мюллера 1939 года

Подтверждение влияния курения на риск возникновения рака легких было одним из самых ярких достижений этого периода. Аргентинец Анхель Х. Роффо (1882–1947), публиковавший значительную часть своих работ в немецких онкологических журналах, к 1930 году уже доказал, что табачные смолы могут вызывать рак у подопытных животных; в более поздних экспериментах он обнаружил, что некоторые дистилляты, извлеченные из табачного дыма, вызывают раковые опухоли у 94% подопытных животных^[58]. (Значение работ Роффо заключается в том, что он сместил акцент с никотина на табачную смолу как основную причину возникновения рака легких; к 1936 году Ликинт уже мог констатировать, что с точки зрения канцерогенности никотин является, «вероятно, безобидным», а виновен во всем бензпирен^[59]. В 1933 году венский профессор Нойман Вендер показал, что в табачном дыму содержатся не только никотин и смолы, но и метиловый спирт и другие токсины; он также выяснил, что содержание смол в сигаретном дыме повышается, если в производстве используются одеревеневшие стебли табака^[60]. В том же году об этом писал Энрико Феррари из Триеста: поскольку именно смолы известны «выдающимися канцерогенными свойствами», нетрудно представить, что растущее использование одеревеневших частей табака при изготовлении сигарет ведет к росту заболеваемости раком легких. Феррари отмечал, что уже давно и «без малейшего сомнения» убежден в канцерогенности сигарет: как иначе объяснить, что его родной Триест, самый курящий город в Италии, показывает самый высокий уровень рака легких в стране?^[61]

Ранее, в 1929 году, Ликинт указывал на преобладание курильщиков среди больных раком легких, и за ним в поисках этой статистической связи последовали другие врачи. Венский врач Рудольф Флекседер, к примеру, в 1936 году сообщал об очень высокой доле курильщиков среди его 54 пациентов-мужчин с раком легких (94% были курильщиками, а из них 69% — заядлыми курильщиками). Подобное соотношение отмечали и другие^[62]. Таким образом, была подготовлена почва для мощнейших статистических исследований этого периода: одно в 1939 году опубликовал Франц Герман Мюллер, молодой врач кельнской больницы Bürgerhospital, другое в 1943 году осуществили Эберхард Шайрер и Эрих Шенигер из Института исследований вреда табака в Йене. Оба труда представляют историческую ценность: доказательства того, что курение является самой серьезной причиной рака легких, разработаны в них наиболее подробно для своего времени. Сверх того, работа 1943 года примечательна тем, что она, возможно, не была бы написана без личного вмешательства Гитлера в борьбу с табаком.

Исследование Франца Мюллера, в основе которого лежит его диссертация, по всей видимости, стало первым в мире методологически корректным эпидемиологическим исследованием связи между употреблением табака и раком легких^[63]. Работа, опубликованная в ведущем онкологическом издании Германии, начиналась с констатации резкого роста случаев рака легких, выявленных при вскрытии трупов в патологоанатомическом институте Кельнского университета. Если в XIX в. рак легких встречался редко, то к предшествующим исследованию годам он стал второй по распространенности причиной смертности от онкологических заболеваний в Германии: на него приходилось 23% случаев смерти от рака (первое место по-прежнему занимал рак желудка — 59%). Мюллер приводит наиболее часто называемые причины роста заболеваемости раком легких: дорожная пыль и гудрон дорожного покрытия, выхлопы автомобилей, травмы, туберкулез, грипп, рентгеновское излучение и промышленное загрязнение, — но при этом утверждает, что «на первый план все больше и больше выходит фактор табачного дыма»^[64]. Между 1907 и 1935 годами потребление табака в Германии выросло в пять раз, таким образом, ткани легких стали подвергаться воздействию беспрецедентного количества канцерогенных смол. Роффи и Ликинт показали, что человек, выкуривающий три пачки сигарет в день, за десять лет вдохнет в свои легкие четыре килограмма смол; Мюллер добавляет, что в последние годы содержание смол в сигаретах выросло, объясняя это — вслед за Вендером и Феррари — все большим использованием одеревеневших стеблей в табачном производстве. Он также указывает на тяжкое экономическое бремя курения, ссылаясь на широко опубликованный факт: 10% всего национального дохода идет на сигареты и алкоголь.

При всем том наиболее существенна в труде Мюллера собственно эпидемиологическая часть, возникшая из наблюдения: большинство его пациентов, больных раком легких, были заядлыми курильщиками, а больных-мужчин было заметно больше, чем женщин (данные Мюллера по Кельну давали соотношение полов 6:1; анализ 25 публикаций, проведенный Ликинтом, дал соотношение 5:1)^[65]. В сегодняшней терминологии анализ Мюллера можно назвать ретроспективным исследованием «случай-контроль»: с помощью опросников и историй болезни он сравнивал отношение к курению у двух групп людей — пациентов с раком легких и здоровой контрольной группы того же возраста. Опросник, отправлявшийся родственникам умершего (рак легких убивает довольно быстро), включал в себя следующие вопросы:

1. Был ли покойный герр … курильщиком? Если да, как много сигар, сигарет или трубочного табака он потреблял в день? (Пожалуйста, дайте точный ответ!)

2. Курил ли покойный раньше, если не делал этого в конце жизни? Если да, то когда он бросил? Сколько сигар, сигарет или трубочного табака он потреблял в день? (Пожалуйста, дайте точный ответ!)

3. Курил ли покойный когда-то больше сигарет, чем он курил в последнее время? Сколько он выкуривал до и после того, как стал курить меньше? (Пожалуйста, дайте точный ответ!)

4. Подвергался ли покойный длительному воздействию загрязненного воздуха на работе или вне ее? Содержал ли этот воздух дым, сажу, пыль, смолы, копоть, выхлопные газы, каменноугольную или металлическую пыль, химические вещества, сигаретный дым или тому подобные вещества?^[66]

Мюллер не говорит, сколько было разослано опросников, но нам сообщается, что 96 «случаев болезни» (Krankheitsfälle) — 86 мужских и 10 женских — было в итоге подвергнуто рассмотрению. Все пациенты умерли от рака легких — это было подтверждено институтом патологоанатомии Кельнского университета или одним из шести патологоанатомических отделений в районных больницах Кельна. Дополнительная информация была получена из историй болезни пациентов и в некоторых случаях с их места работы. 86 мужских «случаев» были разделены на пять классов: «исключительно заядлый курильщик», «весьма заядлый курильщик», «заядлый курильщик», «умеренный курильщик» и «некурящий». Так же была разделена и «контрольная» группа здоровых мужчин того же возраста, что и заболевшие^[67].

Результаты впечатляли. Жертвы рака легких более чем в шесть раз чаще оказывались «исключительно заядлыми курильщиками» — то есть выкуривали в день 10–15 сигар, более 35 сигарет или более 50 граммов трубочного табака. Зато в группе здоровых людей оказалось гораздо больше некурящих: 16% по сравнению с 3,5% среди больных раком. В общей сложности 86 больных раком легких пациентов выкуривали 2900 граммов табака в день, в то время как столько же человек из контрольной группы выкуривали 1250 граммов. Мюллер пришел к выводу, что табак не только является «значительной причиной» рака легких, но и что «чрезвычайный рост употребления табака» стал «абсолютно важнейшей причиной роста заболеваемости раком легких» в предшествующие десятилетия^[68].

Статья Мюллера примечательна и еще по ряду причин. Например, в ней не наблюдается явной нацистской идеологии или риторики. Есть небольшой намек на то, что «генетически уязвимые» должны воздерживаться от курения^[69], но расовый вопрос не упоминается, и каких-либо иных примет специфически нацистской науки в тексте нет. Библиография (27 источников) отсылает читателя к работам по меньшей мере трех ученых-евреев (Макса Асканази, Вальтера Берблингера и Маркса Липшица), которые цитируются в положительном контексте. Это не так необычно, как могло бы показаться: ученые-евреи часто цитировались в медицинской литературе нацистского периода, несмотря на то, что периодически раздавались требования прекратить эту практику.

Также представляет интерес обсуждение Мюллером возможных причин рака легких, не связанных с табаком. Он хорошо понимал, что табак не может быть единственной причиной, учитывая, что в трети случаев заболели люди, которые курили мало или не курили вовсе. Мюллер не соглашался с предложенной англичанином У. Блэром Беллом и рядом других специалистов «свинцовой терапией» (согласно этой теории, свинец избирательно уничтожал клетки опухоли и потому мог использоваться для лечения рака), следуя скорее противоположному мнению Карли Зейфарта, отмечавшего, что рабочие, подверженные воздействию этого металла, — например, печатники и наборщики, слесари, сантехники — подвергались повышенному риску заболеть раком. Из 86 случаев, исследованных Мюллером, в 17 жертвы рака ранее подвергались воздействию свинцовой пыли, из чего Мюллер заключил, что вдыхание частиц этого металла следует считать «способствующим фактором» при развитии рака. Выявились и другие факторы, способные влиять на возникновение этого заболевания: 48-летний кузнец подвергался постоянному воздействию сажи, дыма и угольной пыли, 26-летняя домохозяйка два года проработала на табачной фабрике, дыша табачной пылью, три женщины во время Первой мировой войны трудились на фабрике боеприпасов и подвергались воздействию нитратов, фосфора, ртути, хрома, пикриновой кислоты и других вредных веществ, 48-летний работник красильной фабрики дышал парами анилина, несколько рабочих в той или иной форме подверались воздействию хрома. Все курили мало или вообще не курили, так что вредные вещества на рабочем месте выглядели правдоподобными факторами риска^[70].

Новаторскую статью Мюллера иногда цитировали в 1950-е годы когда Долл, Уиндер и другие подтвердили связь между табаком и раком легких^[71]. Однако этот труд не был ни единственным в то время исследованием связи между курением и раком легких по методу «случай-контроль», ни наиболее изощренным исследованием этой проблемы. Эта честь по праву принадлежит другой работе, опубликованной в ведущем онкологическом издании Германии в 1943 году. В развитие результатов Мюллера в ней давалось самое полное для этого периода доказательство того, что курение вызывает рак легких. Мы вернемся к этому исследованию после того, как скажем несколько слов о практических шагах, предпринятых в конце 1930 — начале 1940 годов, для борьбы с курением табака.

Переход к действиям

Вооружившись необходимыми научными данными и политической властью, руководители нацистского государства начали ограничивать курение, сочетая пропаганду, работу с общественностью и официальные распоряжения^[72]. Министерство науки и образования распорядилось, чтобы об опасности, которую таит табак, рассказывали в начальных классах школ, а управление здравоохранения выпустило брошюры, в которых молодежь призывали воздержаться от курения. На публичных лекциях под эгидой управления здравоохранения, — например, о вакцинации или здоровье матери, — курение было запрещено. Имперская гильдия немецких ремесел (Reichsstand des Deutschen Handwerks), подвергнувшийся нацификации профсоюз малого бизнеса, рекомендовал своим членам воздержаться от курения на рабочем месте^[73]. В июне 1939 года ведущая немецкая антиалкогольная организация была реорганизована в Бюро по борьбе с вредным воздействием алкоголя и табака (Reichsstelle gegen die Alkohol- und Tabakgefahren)^[74], в то время как Бюро по борьбе с наркотиками противостояло морфию, снотворным, кока-коле и первитину (стимулятор, который продавался в аптеках по рецепту), иногда, впрочем, выступая и против табака. В марте 1939 года состоялся конгресс, посвященный угрозе табака и алкоголя: в присутствии 15 тысяч собравшихся президент Имперского управления здравоохранения Ханс Райтер и другие представители нацистской медицинской элиты, включая Леонардо Конти и Фердинанда Зауэрбруха^[75], осудили и то и другое как яд для репродуктивной системы и источник ущерба для немецкой экономики^[76].

В тот же период такие журналы, как Genussgifte («Усладительные яды»)^[77], Auf der Wacht («На страже») и Reine Luft («Чистый воздух»), регулярно публиковали крикливые агитки против этой «коварной отравы» — наряду со статьями, перечислявшими вредные последствия злоупотребления алкоголем, обличавшими кокаин, молодежные танцевальные вечеринки и другие пороки. Десятки книг и брошюр разоблачали «табачное рабство», в которое попадает курильщик, или «культурный упадок», которым грозит распространение курения^[78]. Табак именовали «всемирным врагом порядка», говорили о «табачном терроре» и «табачном капитализме»^[79]. Карл Астель из Йены называл табак «врагом народа» (Volksfeind), а как минимум в одной медицинской диссертации — о табакозависимости — сигареты назывались «гвоздями в крышку гроба»^[80]. В 1941 году сам Гитлер обличил табак как «одну из самых страшных отрав человечества»^[81].

В конце 1930 — начале 1940 годов антитабачные активисты призывали к увеличению акцизов на табак, к запрету на его рекламу, к запрещению автоматов по продаже сигарет без присмотра продавца, к прекращению продажи табачных изделий молодежи и женщинам детородного возраста. Требовали запретить курение за рулем и на работе^[82]. Пропагандистские материалы против курения публиковали «Гитлерюгенд» и Лига немецких девушек^[83], а Ассоциация по борьбе с угрозой табака открыла сеть консультаций, где «больные табачной зависимостью» (Tabakkranke) могли получить помощь^[84].

Еще одной линией в борьбе с курением стало начало работ по производству сигарет без никотина. Никотин с начала XIX в. признавался активным веществом табака, а к 1890 году уже существовали технологии, позволявшие снизить или даже довести до нуля его содержание^[85]. Имперский институт по изучению табака, расположенный в Форххайме близ Карлсруэ, провел серию экспериментов, связанных и с новейшими методами селекции растений, и с химической обработкой сырья. К 1940 году 5% всего собираемого в Германии табака, примерно 1360 тонн, принадлежали к безникотиновым сортам^[86].

Кроме того, начались исследования в области психологии и психофармакологии курения. Так, в 1940 году была защищена диссертация, в которой рассматривалось, почему слепые редко курят и почему солдаты больше любят курить при свете дня, чем по ночам^[87]. Появились десятки препаратов для желающих бросить курить — от полосканий с нитратом серебра (считалось, что водный раствор 1:10000 придает табаку неприятный вкус) до вещества под названием «транспульмин», создававшего аналогичный эффект при внутривенных инъекциях (якобы препарат связывал терпены и другие ароматические вещества в табаке, вызывая неприятные ощущения). Выпускались на рынок специализированные средства для отвыкания — под торговыми марками, например, «Аналептол» и «Никотилон», — а также всевозможные замены табаку: особая жевательная резинка, средства на основе имбиря, атропин и ментоловые сигареты. Несомненной популярностью пользовались гипноз и разнообразные психологические консультации^[88].

Формальные запреты начали входить в практику в 1938 году. Руководство военно-воздушных сил запретило курение в казармах, а почтовое ведомство — в почтовых отделениях. Курить стало нельзя на многих рабочих местах, в правительственных зданиях, больницах и домах призрения ^[89]. Во всех немецких поездах появились некурящие вагоны, для нарушителей был предусмотрен штраф в две рейхсмарки^[90]. В 1939 году НСДАП ввела запрет на курение в помещениях партийных отделений, а глава СС Генрих Гиммлер запретил курить всем полицейским в форме и всем сотрудникам СС при исполнении^[91]. (Судя по всему, тайной полиции все же было разрешено курить во время работы под прикрытием.) В этом же году Journal of the American Medical Association опубликовал приказ Германа Геринга, запрещающий солдатам курить на улицах, на марше и во время краткосрочных увольнений^[92]. К 1941 году в 60 крупнейших городах Германии было полностью запрещено курить в трамваях^[93]. Курить было нельзя и в бомбоубежищах, хотя есть свидетельства того, что в некоторых из них были отдельные комнаты для курильщиков^[94]. В годы Второй мировой войны талоны на табак не выдавали беременным женщинам (и всем женщинам младше 25 или старше 55 лет), ресторанам и кафе было запрещено продавать сигареты женщинам^[95]. В июле 1943 года был принят закон, запрещающий всем лицам младше 18 лет курить в общественных местах^[96]. Весной 1944 года курение было запрещено во всех немецких пригородных поездах и автобусах; об этой мере распорядился лично Гитлер, чтобы сохранить здоровье молодых женщин, работающих кондукторами^[97].

Некоторые из запретов военного времени принимались, чтобы избежать пожаров. Это вполне очевидно для запрета на курение на пожароопасных производствах (23 мая 1940 года), но также относится и к запрету на курение возле открытых зернохранилищ (18 мая 1940 года)^[98]. Закон требовал, чтобы пожароопасные рабочие места были отчетливо маркированы как зоны, свободные от курения, — впрочем, это требование так часто нарушалось, что Гиммлер потребовал удвоить усилия в этой области. Глава СС также приказал, в качестве «профилактической меры» по борьбе с пожарами, лишать всех, кто будет пойман курящим в запретной зоне, карточек на табак^[99].

Однако ограничение рекламы табака, безусловно, было вызвано, прежде всего, соображениями здоровья. Под запрет попало изображение женщин или женских образов в рекламе табачной продукции, а также само выражение «дамская сигарета» ( Damen-Zigarette). С другой стороны, запрещена была реклама, изображающая курильщиков как спортсменов или болельщиков или еще в каком-либо качестве, связанном с мужскими состязаниями, подразумевающая, что у курения имеются «гигиенические ценности». Нельзя было показывать курильщиков за рулем автомобиля — с учетом предположения, что многие автомобильные аварии как-то связаны с курением. Наконец, в рекламе нельзя было насмехаться над противниками курения, хотя раньше это делалось довольно беззастенчиво^[100].

Тем не менее, рекламу табака продолжали публиковать даже в нацистских журналах. Еженедельник штурмовых отрядов, Die SA, к примеру, печатал полосную рекламу сигарет Reemtsma почти в каждом номере 1940 и 1941 годов. На этих рекламах обычно изображались буколические фермы или деревенские сцены в Болгарии, Турции, Греции или Македонии, откуда Германия по большей части ввозила табачное сырье. Мирные романтические пейзажи резко контрастировали с наводнявшими журнал образами войны.

Антитабачный институт Карла Астеля в Йене

Кульминацией борьбы немецких активистов с табаком стали седьмой, восьмой и девятый годы правления нацистов — возможно, этому способствовали успехи первых военных кампаний, к тому же распределение товаров по карточкам могло служить убедительным оправданием для более масштабных усилий по сокращению потребления табака. Вольфганг Кларнер в своей диссертации, опубликованной в 1940 году в Эрлангене, провозгласил, что немцы становятся свидетелями «начала конца» табака^[101], — на фоне упорных слухов о том, что после войны табак «полностью исчезнет из Рейха»^[102]. В апреле 1941 года Гитлер подписал выдержанный в строгих выражениях приказ, категорически запрещавший увеличение отводимых для возделывания табака площадей^[103]. Еще раньше нацистские руководители начали требовать от производителей табака переориентировать мощности на другие цели — с такой инициатива выступали и администрация гауляйтера Тюрингии Фрица Заукеля, и Комиссия по экономической политике НСДАП^[104].

Важнейшей антитабачной организацией нацистского периода был Институт исследований вредного воздействия табака ( Wissenschaftliches Institut zur Erforschung der Tabakgefahren), торжественно открытый в Йене в апреле 1941 года; деньги на создание Института, в размере 100 тысяч рейхсмарок, были подарены Йенскому университету гитлеровской рейхсканцелярией^[105]. Институт работал на территории медицинского факультета, но с участием специалистов из многих других университетских подразделений, был объявлен (вероятно, не без оснований) первым в мире исследовательским учреждением подобного рода. В конференции по случаю его открытия, прошедшей 5–6 апреля 1941 года в Веймаре, приняли участие многие ведущие германские противники табака. Гауляйтер Фриц Заукель, под покровительством которого проводилось это мероприятие, заявил, что борьба с табаком необходима, чтобы немецкие рабочие были здоровыми и сильными; глава германского здравоохранения Леонардо Конти подчеркнул, что табак — это наркотик, вызывающий привыкание, и он мешает руководителям служить своей стране. Карл Астель, офицер СС и врач, основавший и возглавивший институт, обрушился в своем выступлении не только на ущерб, который наносит курение здоровью и финансам, но и на «этническую апатию», вытекающую из этой привычки. Ханс Райтер из Имперского управления здравоохранения остановился на том вреде, какой курение наносит женским детородным возможностям, и призвал изучить роль табака в возникновении рака желудка. Глава счетной палаты рейха говорил об экономическом бремени курения (около 4 миллиардов рейхсмарок в год), а заместитель директора Бюро по борьбе с вредным воздействием табака и алкоголя атаковал табачную промышленность в связи с ее попытками использовать в рекламных целях такие вводящие в заблуждение выражения, как «наслаждение от табака» (Tabakgenuss) и «злоупотребление табаком» (Tabakmissbrauch).

Иоганн фон Леерс, редактор журнала «Северный мир» ( Nordische Welt) и яростный антисемит, внес в программу конференции курьезную ноту, обвинив «еврейский капитализм» в том, что он способствовал распространению этой вредной привычки в Европе. Леерс описал, как евреи впервые привезли табак в Германию и как до сих пор они контролируют табачную промышленность Амстердама, главных ворот, через которые табак попадает в Европу. Потреблению табака, по мнению Леерса, способствовали Французская революция («либеральная революция курила») и растлевающая салонная культура. Помимо Леерса лишь еще один оратор затронул на конференции «еврейский вопрос», и лишь выступление Леерса «Немецкая врачебная газета» (Deutsches Ärzteblatt) расценила как «юмористическое» — по всей видимости, такое впечатление произвело его высмеивание евреев^[106].

В конференции участвовали и другие высокопоставленные представители германской медицины и академических кругов. Директор Института судебной медицины Данцигской медицинской академии профессор О. Шмидт описал токсические эффекты вдыхаемого курильщиками угарного газа, а Фриц Ликинт в очередной раз изложил свой перечень бед, проистекающих от табака. Директор Дортмундского института физиологии труда, некий профессор Граф, требовал полностью запретить курение на рабочих местах в связи с угрозой «пассивного курения». Конференцию подробно освещали ведущие немецкие медицинские журналы, а Гитлер приветствовал ее телеграммой, в которой пожелал собравшимся «удачи в работе по освобождению человечества от одного из самых опасных ядов»^[107]. Наверное, никогда еще не собиралось столь представительного собрания противотабачных активистов.

Йена уже была к тому времени центром борьбы с табаком^[108]. Карл Астель, директор вновь созданного института, также занимал должность председателя Управления по расовым вопросам Тюрингии, а с лета 1939 года был ректором Йенского университета. Астель был не только известным антисемитом и борцом за расовую гигиену, членом НСДАП и СС с 1930 года, но и воинствующим противником алкоголя и табака; однажды он назвал борьбу с курением «долгом национал-социалиста»^[109]. 1 мая 1940 года он запретил курение во всех зданиях и аудиториях Йенского университета, после чего, как стало известно, своими руками вырывал сигареты изо рта студентов, осмелившихся нарушить запрет^[110]. Годом позже, весной 1941 года, возглавив управление здравоохранения Тюрингии, он запретил курить во всех государственных медицинских учреждениях и во всех школах. Отказ от табака, несложно предположить, был обязателен для приема на работу в его институте; в первоначальном проекте института, направленном Гитлеру и написанном гауляйтером Заукелем, отмечалось, что это должно быть «таким же важным условием, как арийское происхождение»; свобода от табачной зависимости называлась в этом проекте необходимым условием «независимости» и «непредвзятости» исследовательской деятельности^[111].

Антитабачный институт Астеля занимался как медицински мотивированной пропагандой (включая производство фильмов о вреде курения^[112]), так и политически мотивированной научной работой. Радиолог Вольф Дитрих фон Кайзер изучал влияние никотина на желудок, патологоанатом Эберхард Шайрер сравнивал последствия воздействия никотина с последствиями ревматизма. Институт финансировал работу Гюнтера Юста, директора грайфсвальдского Института генетики человека и евгеники, и Карла Тумса, директора пражского Института генетики и расовой гигиены^[113]. Раку уделялось большое внимание, о чем свидетельствует диссертация Хорста Вюстнера (1941), в которой подтверждался рост заболеваемости раком легких и возможная его связь с увеличением количества курящих^[114].

Но самой интересной работой института Астеля стал опубликованный в 1943 году доклад Эберхарда Шайрера и Эриха Шенигера об экспериментальной эпидемиологии рака легких, который стал самым убедительным на то время доказательством роли курения в развитии этого заболевания^[115]. Это очень тонкое исследование, превосходящее даже работу Мюллера, опубликованную четырьмя годами ранее. Сперва авторы отмечают, что при вскрытии трупов онкологических больных рак легких встречается все чаще — более чем в 12% случаев у пациентов старше 20 лет в 1940–1941 годах — и что мужчины болеют им чаще, чем женщины (по их данным, в шесть раз). Они отвергают несколько распространенных версий возникновения этого заболевания, не связанных с курением: к примеру, воздействие выхлопных газов исключается в связи с тем, что уровень заболеваемости раком легких растет как в городской, так и в сельской местности и что среди профессиональных водителей не наблюдается повышенной заболеваемости. Затем они привлекают внимание к тому, что на протяжении жизни заядлый курильщик может вдохнуть до 4 килограммов смол — пугающая цифра, если учесть, что Роффо обнаружил в сигаретном дыме бензпирен и что в его эксперименте животные, намазанные табачными смолами, заболевали раком с весьма высокой вероятностью.

Новаторским аспектом работы Шайрера и Шенигера стало их исследование того, как заболеваемость раком варьирует в зависимости от того, сколько и как человек курит. Следуя методу, впервые опробованному Мюллером, авторы отправили родственникам 195 жертв рака легких опросники, чтобы выяснить, как курил умерший. Однако они пошли дальше и разослали еще 555 опросников родственникам пациентов, умерших от других видов рака: желудка (320), толстой кишки (180), предстательной железы (60), пищевода (35) и языка (32); они исходили из предположения, что у курильщиков будут чаще встречаться определенные виды рака. Опросники также были направлены 700 жителям Йены, мужчинам в возрасте 53–54 лет (это средний возраст жертв рака легких), чтобы выяснить, как курят люди, у которых рака вроде бы нет^[116]. Чуть больше половины родственников пациентов, умерших от рака легких (109) и около 40% здоровых мужчин (270) прислали исследователям заполненные анкеты.

Результаты были очевидны: из 109 пациентов, умерших от рака легких, только трое не курили — этот показатель намного ниже, чем среди населения в целом (16% в опрошенной контрольной группе). Курильщики не обязательно были «подвержены раку», поскольку другие виды рака (например, рак желудка) возникали у курильщиков не чаще, чем у некурящих. Авторы пришли к выводу о том, что курение с большой вероятностью является причиной рака легких, но с намного меньшей вероятностью — причиной других видов рака. Было заявлено, что полученные результаты имеют «высочайшую» статистическую значимость, хотя авторы не пользовались доступными в то время статистическими методами (например, критерием хи-квадрат), чтобы эту значимость подсчитать. Но проведенная спустя полвека оценка исследования показала: вероятность того, что авторы получили эти результаты случайно, составляет менее чем один на десять миллионов^[117].

Работа Шайрера и Шенигера, уникальная в мировом масштабе, предложила самое убедительное для своего времени доказательство того, что курение в значительной степени связано с риском заболевания раком легких. Но примечательна она еще и тем, что обсуждает возможные погрешности исследования. Соавторы, в частности, обращают внимание на то, что доля некурящих мужчин, принявших участие как в их исследовании, так и в исследовании Мюллера, была необычайно высокой (15–16% — тогда как, по оценке Ликинта, в среднем воздерживалось от курения 5–10% немцев). Шайрер и Шенигер предположили, что, с одной стороны, курильщики менее охотно заполняли опросники, а с другой — что в исследуемой возрастной группе (средний возраст 54 года) больше некурящих, чем среди молодежи; не исключалась и возможность того, что курильщики в своих ответах не были «совершенно откровенными». Низкую долю ответивших среди 700 участников контрольной группы не больных раком (только 270 мужчин в достаточной мере заполнили опросник) авторы исследования объяснили «военными условиями», но при этом отметили, что этот дефект едва ли влияет на обнаруженное соотношение курильщиков среди жертв рака легких и рака желудка, которое и было главным достижением работы. В отличие от больных раком легких, больные раком желудка курили не больше, чем население в среднем^[118].

Как уже отмечалось, исследование Шайрера и Шенигера финансировалось из крупного гранта, выделенного рейхсканцелярией Гитлера. Непривычно сознавать, что работа такого качества могла появиться благодаря поддержке из такого источника, но не следует забывать, что нацистская эпоха, вопреки иным прежним мнениям, вовсе не была временем интеллектуальной спячки. Среди инноваций этой эпохи можно назвать телевидение, реактивные самолеты (а также катапультирующиеся кресла пилотов), управляемые ракеты, электронные вычислительные машины, электронные микроскопы, расщепление атома, новые технологии обработки данных, новые пестициды и первые в мире промышленные фабрики смерти — все это или было разработано в Германии при нацистах, или достигло при них наивысшего развития. Так что нет ничего удивительного в том, что к началу 1940-х годов немецкие врачи с уверенностью показали зависимость рака легких от курения. Эта позиция была по преимуществу утрачена с падением нацистского режима, уступив место сперва более насущным проблемам здравоохранения, а затем — воспоминаниям о более кровавом наследии этой эпохи^[119].

«Здоровье превыше всего»

Как нам воспринимать нацистскую кампанию против табака? Одним из ее двигателей была забота о предотвращении болезней, но значительный вклад в усиление кампании вносила и страховая система, руководство которой опасалось, что болезни, вызванные курением, создадут финансовую пробоину в страховании здоровья^[120]. В 1933 году лечение рака обошлось в национальном масштабе в 15 миллионов рейхсмарок, и власти страны опасались, что по мере старения населения эта цифра будет расти^[121]. Со своими требованиями выступала и промышленность, которой угрожали потери рабочей силы, вызванные употреблением табака. К концу 1930-х годов работники, проболевшие более четырех недель с диагнозами, связанными с «желудком курильщика» (преимущественно с гастритом или язвой), должны были пройти обследование в больнице; рецидивисты — те, кто не бросал курить и дальше пропускал работу, — могли быть отправлены в специализированную клинику для избавления от никотиновой зависимости^[122].

Как уже видно из сказанного, меры, предпринимаемые нацистами, имели значительный гендерный аспект. Женщин и девушек от курения пытались отучать гораздо активнее, чем мужчин и юношей. Нацистская антитабачная кампания основывалась на представлении о благословенном и хрупком женском теле; отсюда широко распространенный лозунг «Немецкая женщина не курит!» (Die deutsche Frau raucht nicht!). За этим стояли и идея о том, что первейший долг женщины — вынашивать детей и заботиться о них, и восприятие женского тела как изначально более хрупкого — и, следовательно, более нуждающегося в защите. Значительная часть исследований того времени сосредоточивалась на незащищенности женского организма перед табачным дымом и привычками, связанными с курением^[123]. Одна любопытная медицинская диссертация в Йенском университете исследовала, как женщины-заключенные переносят отказ от курения (женщинам в тюрьме не разрешалось курить); подтекст был не просто в том, что «плохие женщины» курят, но еще и в том, что у женщин легче возникает зависимость и их организму наносится больший вред^[124]. К борьбе присоединились и активистки женского движения^[125]. Однако к 1942 году, с ухудшением военного положения Германии, антитабачные настроения начали затухать. Летом 1942 года стартовала антиалкогольная и антитабачная кампания Имперской материнской службы (Reichsmütterdienst), но эта инициатива с самого начала была задумана как «негромкая», чтобы не вызывать «волнений среди населения»^[126].

Таким образом, было бы чрезмерным упрощением утверждать, что истоки антитабачного движения кроются в фанатизме самого Гитлера или в попытках пресечь утечку ценной твердой валюты из страны ^[127]. Гитлер очевидным образом испытывал отвращение к курению: ему никогда особо не нравилось, что Герман Геринг продолжает курить на публике (в начале войны он спросил у рейхсмаршала, не хочет ли он быть увековеченным статуей с сигарой во рту)^[128]; мы также знаем, что как-то назвал табак «возмездием Краснокожего Белому человеку, местью за то, что мы принесли им спиртное»^[129]. По всей видимости, Гитлер жалел о том, что разрешил своим солдатам курить: 2 марта 1942 года он заметил, что «за этой ошибкой — в начале войны включить табак в солдатский паек — стоит армейское командование того времени»; он добавил: «неверно говорить, что солдат не может жить без папиросы», — и пообещал после войны положить конец табаку в пайках^[130]. Сам Гитлер во времена своей венской молодости курил от 25 до 40 сигарет в день, пока не осознал, как много денег он тратит впустую. И тогда он «выбросил свои сигареты в Дунай и никогда больше к ним не возвращался». Гитлер также говорил, что Германия никогда не достигла бы своей нынешней славы, если бы он продолжал курить: «возможно, именно этому [его отказу от курения] мы обязаны спасением германского народа»^[131]. Но здесь, возможно, стоит поставить слова Гитлера под сомнение и вспомнить Фрейда: иногда отказ от курения — это просто отказ от курения.

Личное отвращение Гитлера было лишь одним из факторов, стоявших за борьбой немцев с табаком. Наибольшую озабоченность, многократно высказываемую в научной и популярной медицинской литературе того времени, вызывали производительные и репродуктивные способности немецкого народа. Считалось, что табак, как и алкоголь, подрывает силу немцев — на рабочем месте, в школе, в спорте, на поле боя (эксперименты, проведенные в конце 1930-х годов, показали, что курение отрицательно влияет на меткость стрельбы и снижает готовность к длинным маршевым переходам)^[132], в постели и в родильном доме. Первоначальная моральная критика курения соединилась с усиливающейся медицинской. Моральный аспект никуда не делся, он только усиливался за счет нацистской риторики о чистоте тела^[133], расовой гигиене, производительности (Leistungsfähigkeit) и «обязанности быть здоровым». «Здоровье превыше всего» (Gesundheit über Alles) — один из главных лозунгов нацистской идеологии.

Стоит задаться вопросом: почему столь мощное антитабачное движение сформировалось в Германии, а не в США, где в 1920-е годы организованное противостояние табаку и алкоголю было сильнейшим в мире? К ответу нас приближают размышления Джона Бернема об отношении американцев того времени к табаку. Бернем отмечает, что твердые убеждения моралистов, которые в 1920-е годы привели к запрету алкоголя и сокращению потребления табака в США, в следующем десятилетии стали все чаще подвергаться сомнению. Некоторые «болезни», против которых на пике запретительства был объявлен крестовый поход (например, мастурбация), оказались псевдоболезнями, и легко было поверить, что и с курением та же история. В самом деле, где доказательства того, что табак вызывает импотенцию или увеличивает преступность? Общество устало от нагнетания страхов, и отстаивать свою правоту теперь уже должны были не сторонники курения, а их оппоненты. Медицинская критика оказалась изрядно скомпрометирована: противников курения воспринимали как приверженцев той же пуританской морали, которая вызвала к жизни «сухой закон» и общественное беспокойство по поводу танцев, кофе, карточных игр, многих форм сексуального поведения. В 1930–1940 годах лишь немногие американские врачи выступали против курения, а тех, кто делал это, — например, на медицинских конференциях, где дым висел такой густой, что было трудно разглядеть слайды, — часто не принимали всерьез как ханжей или чудаков^[134].

В своей работе Бернем не обсуждает положение в Германии, но интересно, что в этой стране все было ровно наоборот. Возникшее в 1920-х годах, немецкое движение за умеренность в употреблении табака получило мощный импульс после прихода к власти нацистов. Противники табака и алкоголя в целом приветствовали национал-социалистический порядок, и даже в США по меньшей мере один антиалкогольный и антитабачный журнал радовался электоральной победе Гитлера^[135]. И далее (по крайней мере, вплоть до 1950-х годов, см. ниже) в Германии не было ничего похожего на те резкие перемены, которые пережила Америка в 1933 году, когда «сухой закон» пал. Едва ли кому из немецких врачей могло казаться, что, выступая с критикой курения, он демонстрирует отживший свое пуританский пыл. Никогда в Германии умеренность во вредных привычках или воздержание от них не были в такой моде, как при Гитлере (по крайней мере, если судить по пропаганде).

У немцев никогда не было «сухого закона», они никогда не меняли своего отношения к морали воздержания, как это произошло с американскими медиками. Поэтому в 1930-е годы немецким врачам было проще, чем их американским коллегам, поддерживать антитабачных активистов. Влияние курения на здоровье изучалось более активно, и о нем шире сообщалось. Бичевать табак было проще тем, кто никогда не сталкивался с юридическими и моральными перегибами «сухого закона». Особых доказательств от тех, кто говорил об опасности табака, не требовалось. При этом в риторике нацистского периода мы находим те же морализаторские интонации, что и во времена «сухого закона» в Америке. Так, в 1941 году ведущий немецкий популярный журнал о здоровье писал о том, что табак не только вызывает диарею и снижает качество половой жизни, но и приводит к преступному сексуальному поведению. Автор статьи утверждал, что «большинство мужчин, осужденных по статье 175 [гомосексуальные связи], были заядлыми курильщиками», и призывал глубже изучить связь между курением и половыми извращениями^[136]. Другие врачи связывали курение с азартными играми, проституцией, злоупотреблением алкоголем и другими пороками антисоциальных «недочеловеков»^[137].

Конечно, и в Германии случился откат в борьбе с табаком — через два десятка лет после Америки. После войны Германия перестала быть страной с самыми агрессивными антитабачными исследованиями и установками. Гитлер был мертв, и многие из его сподвижников в борьбе с курением лишились постов либо замолчали по иным причинам. Карл Астель, глава Института изучения вредного воздействия табака, покончил с собой в своем йенском кабинете в ночь с 3 на 4 апреля 1945 года. Смерть этого офицера СС была значительным ударом для антитабачных активистов. Другим ударом стала смерть главы управления здравоохранения Леонардо Конти, также покончившего с собой — 6 октября 1945 году в тюрьме союзников, куда он был помещен в ожидании суда за участие в нацистской программе «эвтаназии» и другие преступления. Ханс Райтер, президент Имперского управления здравоохранения, который когда-то называл никотин «величайшим врагом народного здоровья» и «бременем номер один для экономики Германии»^[138], был интернирован в американский лагерь на два года, после чего работал врачом в клинике Касселя и никогда больше не возвращался на государственную службу. Гауляйтер Фриц Заукель, предводитель антитабачной кампании в Тюрингии, обеспечивший грантом антитабачный институт Астеля в Йене, был казнен 1 октября 1946 года: нюрнбергский суд признал его виновным в военных преступлениях против человечности, прежде всего за его действия в качестве руководителя системы трудовых лагерей. Нет ничего удивительного в том, что парусам немецкого антитабачного движения перестало хватать ветра.

Крах табака

Я не собираюсь преувеличивать успехи нацистов в борьбе с табаком. В течение первых шести-семи лет их правления потребление табака резко росло — в результате экономического бума, возникшего после 1933 года, а заодно и в доказательство того, что пропаганда не влияла или почти не влияла на потребление табака — по крайней мере, в эти первые годы^[139]. Есть мнение, что само по себе курение было формой пассивного протеста: люди курили или слушали джаз или посещали подпольные вечеринки, где танцевали свинг, — все это в порядке культурного сопротивления нацистскому мачистскому пуританству^[140]. Трудно сказать, как в то время граждане реагировали на антитабачную риторику и политику, хотя есть свидетельства того, что нацистские руководители боялись выглядеть слишком «аскетичными» или «пуритански настроенными»^[141]. Роберт Лей, глава Германского трудового фронта, однажды призвал отличать «излишество» (Genuss) от «удовольствия» (Freude), подразумевая, что второе — плохо, а первое — хорошо; неизвестно, понял ли кто-то всю важность этого различия. Нацистские противники табака знали об откате в общественных настроениях в США — и явно думали об этом, когда предостерегали против полного запрета курения. Как напомнил один из них, «запретный плод манит» (verbotene Frucht reizt)^[142].

Согласно одному свидетельству, некоторые нацистские руководители были обеспокоены общественным неприятием антитабачной кампании, особенно во время войны. Министр пропаганды Йозеф Геббельс в целом поддерживал кампанию, но признавал, что некоторые высокопоставленные нацисты, в частности, рейхсмаршал Геринг, создают для нее сложности, продолжая курить на публике. (Сам Геббельс был заядлым курильщиком, но старался предаваться этому занятию только дома.) Он тоже полагал, что бороться с табаком в военное время — не слишком разумно, а неудачи кампании могли бы плохо сказаться на на всех вовлеченных в нее организациях^[143]. 18 июня 1941 года Геббельс распорядился, чтобы все пропагандистские материалы о борьбе с курением проходили через его ведомство^[144]. Другие опасались, что дефицит табака скажется на моральном духе населения. Рейхсминистр экономики Вальтер Функ жаловался, что шахтерам и рабочим оружейных заводов не хватает табака; он также был обеспокоен тем, что работников табачного производства клеймят как отщепенцев от «единого народного тела» (Volksgemeinschaft), как «все равно что евреев»^[145] — в 1941 году это были серьезные обвинения. В мае этого же года Функ письменно обратился к руководству страны по поводу антитабачной пропаганды^[146], и Гитлер подтвердил, что кампания не будет свернута, поскольку вред курения для здоровья перевешивает экономические соображения, а работников табачной промышленности можно трудоустроить на более «важных для войны» направлениях^[147].

Но по мере того, как война затягивалась, кампания начинала терять силу. В 1944 году один военный врач написал, что «только фанатик» решится отобрать глоток алкоголя или сигарету у солдата, который пытается успокоить свои нервы, столкнувшись с ужасами войны ^[148]. Хирург Фердинанд Зауэрбрух, который периодически писал антитабачные статьи, заявил, что «нельзя рабовладельчески регулировать жизнь каждого человека» запретами на употребление табака и тому подобным^[149]. Между тем становилось все больше жалоб на мизерность норм выдачи табака, и в 1943 года Служба безопасности (СД, Sicherheitsdienst)выпустила объемистый секретный доклад, в котором подробно описывался характер и степень недовольства населения^[150]. Когда руководители сельскохозяйственной отрасли подняли вопрос о повышении сбора табака весной 1944 года — в основном, для увеличения поставок на фронт, — Гитлер одобрил возврат к показателям 1941 года^[151]  К этому времени, естественно, нацистским властям было уже поздно заниматься долгосрочным планированием — как табачного производства, так и всего остального.

В том, что с самого начала немцам не удалось избавиться от курения, важную роль сыграли экономические факторы. Быстрое восстановление экономики в первые 6 лет правления нацистов увеличило покупательную способность населения, и этим бумом воспользовались табачные компании, рекламируя свою продукцию^[152]. Немецкие активисты, боровшиеся с табаком, понимали это и часто жаловались, что их усилия не могут противостоять мощной рекламе «в американском стиле» — рекламе, опьяняющей (по словам Ханса Райтера) «безвкусными методами времен еврейского господства»^[153]. Сыграло свою роль и то, что немецкие производители сигарет заявляли о себе как о давних и ярых сторонниках режима^[154], но важнее были те значительные доходы, которые производство и продажа табачных изделий несли в казну. В 1937–1938 годах бюджетные поступления от табачных акцизов превысили миллиард рейхсмарок — сумма, которую не могло не замечать правительство, пытающееся модернизировать и милитаризировать свою экономику^[155]. К 1941 году в результате введения новых акцизных ставок и аннексии Австрии государственные доходы от табака выросли почти вдвое и, по данным Cчетной палаты Германии, составили двенадцатую долю всего дохода государства^[156]. Сообщалось, что благосостояние 200 тысяч немцев прямым или косвенным образом зависит от производства и продажи табака, — на это, впрочем, легко находился контраргумент: национальной промышленности недоставало около трех миллионов рабочих рук, и хотя бы часть этой рабочей силы могла бы быть высвобождена из табачной отрасли^[157].

Неоднозначность официальной позиции можно увидеть еще в одном занимательном факте: во время войны евреи и политические заключенные в концентрационных лагерях получали половину стандартной нормы табака — и столько же получали здоровые немецкие женщины ^[158]. Логический сбой состоит в том, что немки получали половинный паек из-за вредности табака, а евреи и заключенные — из-за того, что табак считался дорогим и дефицитным товаром. Напротив, членам СС и рабочим оружейных заводов выдавали увеличенный табачный паек^[159], несмотря на многочисленные доклады о том, что производительность труда и боевая эффективность под воздействием табака снижается.

Потребление табака в Германии начало снижаться лишь через некоторое время после начала войны в 1939 году. Как уже отмечалось, из-за войны были введены карточки на табак и другие ограничения, включая запрет на продажу табака женщинам младше 25 и старше 55 лет. Авианалеты сокращали запасы уже имеющегося табака (например, в Кельне), а принятое в 1941 году решение Гитлера сократить площадь посевов табака делало невозможным восполнение этих потерь. К февралю 1944 года площадь табачных посевов была на 3 тысячи гектаров ниже, чем в 1941 году, падение почти на 20%, — руководство отрасли объясняло это неправильной ценовой политикой и сокращением числа фермеров из-за войны^[160]. Страдало и качество табака: один курильщик сравнил доступный трубочный табак с «жалкой набивкой для матраса». А после того, как генерал Роммель занял Киренаику, север нынешней Ливии, — появились слухи, что сигареты Johnnies производятся теперь из верблюжьего навоза, доставляемого в качестве трофея из африканской кампании¹⁶¹.

Дефицит табака служил сокращению его потребления, но и прямые меры предпринимались для снижения потребления табака среди солдат. 20 июня 1940 года Гитлер распорядился установить такие табачные пайки для военных, чтобы их размер мог «отвадить» от курения ^[162]. Норма была сокращена до шести сигарет на человека в день, а некурящим взамен табачных изделий предлагались продукты (к примеру, шоколад). Иногда можно было купить дополнительные сигареты (до 50 штук на человека в месяц), но это не всегда было возможно — например, в период быстрого наступления или отступления. Табак совершенно не выдавался женщинам, сопровождающим вермахт. Новые акцизы сделали привычку к курению более дорогой: распоряжением от 3 ноября 1941 года акциз был увеличен до 80-95% от базовой розничной цены — почти в два раза выше, чем немцам пришлось платить в два послевоенные десятилетия^[163].

В конечном итоге эти и другие меры (например, медицинские лекции для солдат, рассказывающие о вреде курения) снизили потребление табака солдатами в военный период. Проведенный в 1944 году опрос 1 тысячи военнослужащих показал, что с начала войны доля курящих солдат увеличилась (не курили только 12,7%), а общее потребление табака в реальности сократилось — немногим более чем на 14%. Курильщиков стало больше (101 опрошенный начал курить в годы войны, бросили только 7 опрошенных), но в среднем солдаты курили на четверть меньше, чем прямо перед войной (точнее, на 23,42%). Доля крайне заядлых курильщиков (более 30 сигарет в день) резко сократилась — с 4,4% до 0,3%. Авторы этого же исследования утверждали, что русские военнопленные стали курить на 24% меньше — это довольно странные данные, учитывая, что советских пленных по большей части жестоко убивали ^[164].

Еще больше снизила потребление табака послевоенная бедность. По данным официальной статистики, курение в Германии достигло довоенного уровня только в середине 1950-х годов. Это было драматическое падение: вдвое с 1940 до 1950 года — тогда как в Америке в этот же период потребление табака вдвое выросло. Конечно, важно помнить, что обе эти цифры на самом деле могут быть неточными. Как в Германии, так и в США они отражают внутренние продажи, подсчитанные для налоговых служб; следовательно, производство на экспорт из статистики исключено.

По ряду причин можно думать, что официальные данные о потреблении табака непосредственно после войны были заниженными. Начнем с того, что статистика не могла учитывать процветающий черный рынок, на котором продавали иностранные сигареты. Высоко ценившиеся американские сигареты (марки Amis) широко использовались в качестве валюты, и пожилые немцы сегодня помнят, что одна американская сигарета продавалась за целых пять-семь марок (немецкие — за несколько пфеннигов, но купить их можно было только по карточкам). Росла контрабанда табака: в 1949 году каждый месяц в Германию попадало около 400 миллионов американских сигарет. И даже в 1954 году в Германию и Италию еще ввозили контрабандой около 2 миллиардов сигарет из Швейцарии — это четверть всех производимых этой страной сигарет^[165].

К росту контрабанды вело обрушившееся германское табачное производство: оно сократилось до 10% от довоенного уровня, в основном вследствие невозможности получить табак из-за пределов страны^[166]. Нехватка была такой значительной, что американские власти решили поставлять табак в Германию беспошлинно в рамках «Плана Маршалла». В 1948 году поставки составили 24 тысячи тонн, а в 1949 году — 69 тысяч тонн. Это обошлось американскому правительству приблизительно в 70 миллионов долларов. Выгодой от этого, по крайней мере, для американских табачных компаний, была постепенная смена вкуса немцев: от черного табака к более мягким светлым виргинским сортам, которые к тому же пользовались особой популярностью у женщин. Очевидно, американские компании были довольны таким положением дел^[167].

Еще два обстоятельства указывают на то, что потребление табака было выше, чем по официальным данным. Во-первых, в отличие от более позднего времени, сразу после войны сигареты выкуривали до конца. Окурки собирали и тоже выкуривали, из чего можно сделать вывод: количество смол, никотина и пепла, вдыхаемых при выкуривании контрабандных или официально произведенных сигарет, было существенно выше, чем в не столь отчаянные годы (в окурках концентрация вредных веществ непропорционально высока). Это может быть важно для учета влияния табакокурения на заболеваемость раком. К примеру, в 1950-е годы Ричард Долл и его соавторы обнаружили, что американские курильщики в меньшей степени рисковали заболеть раком, поскольку реже докуривали сигареты до конца. В 1930 году американцы выкуривали в среднем 1285 сигарет на человека в год при этом в 1950 году заболеваемость раком легких составляла 19,3 на 100 тысяч мужчин; в то же время, в Голландии потребление составляло 470 сигарет на человека в год, а заболеваемость раком легких — целых 24,3 на 100 тысяч мужчин ^[168]. Если допустить, что между вредным воздействием табака и диагностированной болезнью проходит около 20 лет, что сигареты являются единственной причиной рака легких, что курили только мужчины и что статистические данные отражают реальность (а каждое из этих допущений довольно грубое), то получается, что сигарета, выкуренной в Америке, приводила к раку с вероятностью вдвое меньшей, чем сигарета, выкуренная в Голландии. Данные по Германии очень близки к голландским.

Второе обстоятельство, о котором следует упомянуть, заключается в том, что многие немцы сами выращивали — табак для собственного употребления и на продажу. Институт исследования табака в Форххайме — исследовательская организация, больше всего поддерживающая табачную индустрию до и после войны — в 1940 году популяризировал домашнее выращивание табака: в опубликованной им в 1944 году книге приводились подробные инструкции — как самостоятельно выращивать и высушивать^[169]. Самостоятельное выращивание табака продолжилось и после войны, и в народной памяти сохранились истории про солдат, которые, вернувшись домой с Востока, превратили свои огороды в табачные плантации.

Трудно сказать, насколько домашнее выращивание, торговля на черном рынке и выкуривание собранных окурков увеличили общее потребление табака. Однако маловероятно, что все эти факторы вместе взятые восполняли дефицит, вызванный крахом немецкой табачной торговли. Вспомним, что сразу после войны производство табака в Германии представляло собой лишь малую толику довоенного производства. Надо учесть, что значительную часть выращенного своими силами табака покупали табачные компании (и, следовательно, она попадала в официальную статистику), что послевоенные нормы составляли всего одну пятую от норм, действовавших в начале войны, и что даже после войны (!) женщины по-прежнему имели право только на половинную пайку^[170]. Напомним также, что в период крайней бедности при стоимости одной пачки американских сигарет в 100 марок и больше эти сигареты чаще на что-то меняли, чем курили. Если все это учесть, то придется прийти к выводу: сокращение потребления табака было реальным. Логично предположить, что это сокращение повлияло на заболеваемость раком.

Спасла ли нацистская политика 
кого-нибудь от рака?

В период между 1952 и 1990 годами стандартизированная по возрасту смертность от рака среди немецких женщин снизилась приблизительно на 17%. Аналогичный показатель среди мужчин, напротив, вырос приблизительно на 20% ^[171]. Как это объяснить? Возможно ли, что политика нацистов сыграла определенную роль в снижении смертности от рака среди женщин в послевоенный период?

Ответить на подобный вопрос не так-то просто, но некоторые гипотезы можно счесть более достоверными, чем другие. Для начала следует посмотреть, какие виды рака стали более распространенными в указанное время, а какие — менее. Так, в послевоенный период не снизилась женская смертность от рака молочной железы. С 1952 по 1990 годы среди жительниц Западной Германии этот показатель, стандартизированный по возрасту, вырос более чем на 40% — с 16 случаев на 100 тысяч до 23 на 100 тысяч. Некоторые считают, что репродуктивное поведение играет важную роль в канцерогенезе рака груди, но репродуктивная политика нацистов — которая значительно повысила число родивших и кормящих женщин^[172]  — по всей видимости, несильно повлияла на уровень заболеваемости раком в послевоенной Германии. Вряд ли повлияла и низкожировая диета, вызванная военной и послевоенной бедностью, — во всяком случае, в том что касается рака груди.

Вторая зацепка связана с тем, что, за исключением раков, свойственных только определенному полу (рак молочной железы и шейки матки или рак яичек и простаты), самый распространенный на протяжении почти всего XX века вид рака, от которого страдают и мужчины и женщины, — это рак легких. Его перевес над другими онкологическими заболеваниями значителен. В 1952 году ежегодная смертность от рака легких среди немецких женщин составляла всего 4 на 100 тысяч; аналогичный показатель среди мужчин в этом же году составил 22 на 100 тысяч. В 1990 году женская смертность от рака легких выросла до 8 на 100 тысяч, а мужская — до 49 на 100 тысяч. В нынешней Германии рак легких — главная причина смертности от онкологических заболеваний среди мужчин. Что касается женской смертности от рака, напротив, рак легких занимает третье место, уступив раку груди и толстой кишки. Разница в смертности от рака легких у двух полов так велика, что если бы ее не было, то вообще половые различия в смертности от онкологических заболеваний практически не наблюдались бы.

Как объяснить эту разницу? Могло бы быть, что немецкие мужчины чаще подвергались воздействию опасных химических веществ на рабочем месте, но это предположение не объясняет, отчего среди американских женщин заболеваемость раком легких росла намного быстрее, чем среди немецких женщин^[173]. Поэтому я полагаю, что относительно медленный рост заболеваемости немецких женщин раком легких (по сравнению с заболеваемостью немецких мужчин и американских женщин) обусловлен двумя факторами: (1) нацистским милитаризмом, из-за которого множество мужчин оказались в условиях, способствовавших курению (вспомним, что доля курящих мужчин выросла, хотя средний уровень потребления табака снизился)^[174]; и (2) нацистским патернализмом, который препятствовал (вплоть до полицейских мер) курению среди женщин. Нацистам не удалось остановить рост потребления табака, достигший пика в 1942 году, но они смогли направить этот рост таким образом, чтобы он происходил не за счет женщин. А к резкому сокращению потребления табака привели бедность и нормированное распространение табака в военный и ранний послевоенный период.

Очень жаль, что у нас нет более подробных сведений о том, как курили немецкие женщины и мужчины в Германии в 1930–1940 годах.^[175] Но мы точно знаем, что во время войны более двух третей всего табака поставлялось вермахту. Если бы невоенное население равномерно распределялось по полам, то это означало бы, что женщины выкуривали максимум одну шестую часть всего имевшегося в Германии табака. Но, разумеется, распределение по полам было неравномерным: ведь даже норма выдачи табака женщинам была в два раза меньше, чем норма для гражданских мужчин. По всей видимости, среди женщин курильщицы встречались так редко, что в 1943 году, когда Шайрер и Шенигер изучали рак легких и привычки курильщиков, они практически не исследовали курение у женщин, просто указав, что «женщины, как правило, не курят» — даже в группе больных раком. Из 16 женщин, больных раком легких, к примеру, ни одна (по их собственным словам) не курила! Из 108 женщин с разными видами рака только три назвали себя курильщицами, но и они курили умеренно^[176]. К сожалению, не было выяснено, курили ли мужья 16 женщин с раком легких; также хотелось бы знать, что еще, если не курение, могло вызвать их опухоли.

Есть возможность приблизительно посчитать, сколько женских жизней было спасено благодаря антитабачной кампании и послевоенному краху табачной промышленности. Конечно, здесь мы оказываемся в области предположений, но стоит заметить, что, если бы уровень заболевамости раком легких среди немецких женщин рос так же быстро, как и среди американских, то от этого заболевания умерли бы многие немки. Между 1952 и 1990 заболеваемость раком легких среди американок выросла более чем в шесть раз. У немок этот показатель увеличился лишь вдвое. Если бы в Германии все шло так же, как в США, то от рака легких умерло бы на 20 тысяч больше немок. С учетом того, что курение становится основной причиной рака легких, можно твердо утверждать: то, что препятствовало столь же быстрому распространению этой привычки среди немецких женщин, как среди американских, спасло от смерти, вызванной раком легких, 20 тысяч немецких женщин .

Чудовищное и прозаическое

Изучая нацистскую антитабачную кампанию, я не стремился к банальным выводам вроде того, что «добро может исходить и от зла») и не имел в виду поправить репутацию эпохи. Я также не подразумевал, что нынешняя антитабачная кампания уходит корнями в фашистскую эру или что политика охраны здоровья в основе своей носит тоталитарный характер^[177]. Моя мысль состоит в том, что нацификация немецкой науки, медицины и здравоохранения была более сложным явлением, чем принято считать. История науки при нацизме — это история, в которой сочетались насильственная стерилизация и лечение травами, геноцид лагерной «селекции» и запрет на курение в общественных местах. Мы не будем забывать о преступлениях доктора Менгеле, но следует помнить и о том, что заключенных Дахау заставляли работать на производстве органического меда и что СС контролировала европейский рынок минеральной воды.

Я не думаю, что, как полагали Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно, современной науке свойственна тоталитарная тенденция или что в просвещении есть «неустанное саморазрушение»^[178], но я считаю важным осознавать: подобно тому, как рутинная научная работа вполне совместима с повседневными проявлениями жестокости, так и устремленность фашизма к диктатуре и уничтожению подчас не противоречила его стремлению (по крайней мере, в отношении части населения) к тому, что большинство из нас готово считать полезным для здоровья людей. Сейчас нам всем знакомо преимущественное внимание к самым бесчеловечным научным практикам нацистов, и поэтому нам легко назвать события того времени чудовищными и запредельными, но было бы слишком просто свести всю историю к тому, что «наука сошла с ума». Антитабачная кампания и «борьба за цельнозерновой хлеб» так же показательны для нацизма, как желтые звезды и лагеря смерти. Более многообразная картина нацистской эпохи может открыть нам глаза на новые связи между прошлым и настоящим; она также может помочь объяснить нам, почему фашизм поначалу добился успеха.

Примечания

Я хочу поблагодарить Институт исследований Холокоста при Американском мемориальном музее Холокоста, где я осенью 1994 года был старшим исследователем в резиденции по программе имени J. B. and Maurice C. Shapiro. Также я хотел поблагодарить Гамбургский институт социальных исследований (Hamburger Institut für Sozialforschung), где весной и летом 1995 года в качестве приглашенного профессора я смог продолжить свои исследования в этой области. Особая благодарность Яну Филиппу Реемтсме и Регине Коллек, Майклу Беренбауму и моему научному помощнику Маттиасу Ляйтнеру. Эта статья является частью более масштабного проекта по изучению нацистских исследований и действий в области рака.

Впервые: Bulletin of the History of Medicine: The Nazi War on Tobacco: Ideology, Evidence, and Possible Cancer Consequences/ Robert N. Proctor, 1997.